Наверное, сегодня нам уже не установить, кто конкретно, Черненко или Гришин, стал с подачи Андрея Старостина инициатором приглашения в «Спартак» Бескова, как не восстановить и последовательности всех напряженных переговоров тех дней. Факт остается фактом – возвращать «Спартак» в высшую лигу предстояло Константину Ивановичу Бескову. Пусть даже вопреки его собственной воле…

Определяющей в судьбе и «Спартака», и Константина Ивановича Бескова на ближайшие десятилетия – и в этом солидарны все источники – стала рекомендация Андрея Петровича Старостина. Третий по старшинству из легендарной четверки братьев, Андрей Петрович по степени значимости для «Спартака» последних десятилетий уступал только старшему, Николаю Петровичу. А в тот момент занимал место в иерархии отечественного футбола даже более весомое, возглавляя отдел спортигр ЦС «Спартак», тренерский совет Федерации футбола СССР и Федерацию футбола Москвы. Отлученный годом ранее от команды Николай Петрович был удостоен лишь скромной аппаратной должности в МГС ДСО «Спартак».

Эта иезуитская казуистика, к слову, многое объясняет. Не столько с человеческой – дружба Андрея Петровича с Константином Ивановичем общеизвестна, сколько с формально-иерархической точки зрения. Например, объясняет, что именно к нему, а не к старшему из братьев Старостиных, обращен был тогда вопрос о новом тренере с властных вершин. Кому, как не главе московской Федерации футбола держать ответ перед партийным начальством за провал столичного клуба и вносить предложения по исправлению ситуации?.. И даже объясняет столь парадоксальный факт, что уже Бесков, в свою очередь, инициировал вопрос о возвращении в команду Николая Петровича. Бюрократическая процедура была важна, предложение должно было быть внесено и рассмотрено, и вот тут уже вовсе не с руки Андрею Петровичу было «лоббировать» интересы брата…

Об Андрее Петровиче Старостине сказано немало. Точнее других сказал, как это частенько случалось, Лев Иванович Филатов. Причем сформулировал вскользь, по касательной, размышляя и не о Старостиных вовсе, а о целой плеяде футбольных людей своего времени, равных которым теперь, увы, и близко нет: «Как-то раз я спросил знаменитого тренера Бориса Андреевича Аркадьева, имея в виду его незаурядный интерес к живописи и поэзии, каким образом он очутился в спорте. Ответ его был таков: „Я из того поколения, для которого в названии „физическая культура“ слово „культура“ стояло на первом месте“. Виктор Иванович Дубинин и Андрей Петрович Старостин, интеллигенты, красивые, могучей стати люди, всю жизнь отдавшие футболу, – из того же поколения…»45.

Впрочем, нам ли сетовать на мельчающие времена и нравы, если уже Владимир Федотов остро чувствовал в свое время все увеличивающуюся дистанцию с предыдущим поколением: «В воздухе что-то изменилось, и от этого никуда не денешься. Нет той воспитанности, благородства, которые были в крови у людей поколения моего папы. Один Андрей Петров чего стоит…»46. Оговоримся сразу, усеченное до «Петров» отчество – не ошибка редактора, а обращение, привычное для Николая Петровича. Как вспоминал о старшем Старостине Евгений Ловчев, он «…отчеств не признавал, к брату обращался не Андрей Петрович, а Андрей Петров… В общем, по-старинному, чинно, благородно…»47. Однако слово Федотову: «Когда я закончил играть и учился в Высшей школе тренеров, добровольно стал у него личным шофером. Мне нравилось общаться с этим человеком, а ему – со мной, несмотря на разницу в возрасте. «Вольдемар, принц датский, я вас жду у подъезда в три часа». – «Андрей Петрович, помилуйте, футбол ведь в семь». – «Нет, Вольдемар, мы должны поехать в Дом журналиста». «Слушаюсь», – отвечаю. Жалею – не было у меня тогда магнитофона, и я за ним не записывал. Какая речь была у Андрея Петровича – не быстрая, но чистая и четкая. Обо всем говорил интересно – об искусстве, о политике, о литературе – читал он очень много…»