Ярцев высказался тогда в одном из интервью неожиданно резко: «Ловчев поступил скверно. Он не посчитался с коллективом, ушел, хлопнув дверью, когда команда переживала трудный период. Уважающий себя и других человек такого бы себе не позволил…»445. И никогда не скрывал, что с Ловчевым всегда держал дистанцию, хотя и признавал его роль в команде: «С некоторыми ребятами не так просто сходился, что тоже, наверное, естественно. Женя Ловчев все‑таки слыл «звездой» не только нашего клуба – национальной сборной. Он держал себя в команде, может быть, иначе, чем вне ее. Мог, например, приехать в Тарасовку, сказать: «Ребята, садитесь, поехали». И вез партнеров в какой‑нибудь ресторанчик. Домой к себе привозил ребят. Доставал на всех дефицитные билеты в театр, у Евгения Серафимовича хватало знакомых в театральной среде…»446. Сам же Ловчев спустя годы в отношении Ярцева дипломатично заметит: «С ним мы играли, а ко всем, с кем я когда бы то ни было играл, у меня очень уважительное отношение. Жора – бесковский человек, я – нет. <…> Больше Старостина. Симоняна и Старостина…»447.

Однако, в целом, вспоминал Сергей Шавло, «…с Евгением Ловчевым мы расстались вполне нормально. <…> Ловчев был действительно большим мастером, и все понимали в тот момент, что он принимал очень непростое для себя решение, уходя из «Спартака». И осуждать его было бы неправильно. Он все сделал сам. К тому же Ловчев был старше нас, более опытным человеком. Конечно, не хотелось расставаться, но жизнь есть жизнь. Мы говорили: не спеши, ситуация выправится, команда найдет свою игру, но, видимо, конфликт с Бесковым оказался слишком серьезен. Поэтому Ловчев и ушел…»448.

Формально причина разногласий Бескова и Ловчева крылась в футболе. Но по сути – это было столкновение эго, самолюбий, амбиций. Александр Нилин, размышляя о конфликте, по-человечески симпатизировал игроку: «Ловчев заинтересовал меня тогда, прежде всего, тем, что на конфликт с тренером, отчислившим из «Спартака» 29-летнего премьера, смотрел шире, чем Бесков, не умеющий ничего прощать оппонентам даже по прошествии времени. Хотя все отчетливее понимаю, какой же драмой для Ловчева стало расставание со «Спартаком»…»449. Нилин, судивший о ситуации извне, даже настаивал, что тот имел в силу своих заслуг право на собственное мнение: «…Тренеру не нравилась излишняя самостоятельность Ловчева. Но почему бы ей и не быть у игрока, который успел выступить на чемпионате мира, не раз признавался лучшим в своем амплуа и к тому же был безупречен в смысле режима?..»450.

Однако люди футбола видели всю эту ситуацию иначе – где игрок, и где тренер… Никита Симонян, человек, безмерно Ловчевым уважаемый, примет в конфликте сторону тренера: «Многие любители футбола, наверное, помнят затяжной конфликт Ловчева с Константином Ивановичем Бесковым. Во всяком случае, их отношения активно обсуждались на трибунах. Это я когда-то пригласил Евгения в «Спартак» из экспериментальной спортивной школы при стадионе имени Ленина, и он обращался ко мне как к бывшему тренеру, призывая в третейские судьи, жалуясь на то, как сложно с Бесковым. Я неизменно отвечал: «Ты – футболист, а он – тренер, тренер! Он вправе требовать от тебя прилежной работы, выполнения своих указаний, а свое творчество, пожалуйста, добавляй». И когда однажды самого Бескова в Управлении футбола спросили о конфликте с Ловчевым, он сказал: «Начнем с того, кто в команде тренер…». Бывают игроки, которые пытаются подменить тренера. Чуть ли не руководить им. Ну, Бесковым, скажем, никак не поруководишь. И Ловчев, в конце концов, вынужден был покинуть «Спартак». Чаще всего подобное случается, когда игроки не выдерживают бремени славы. На трибунах скандировали: «Же-ня, Лов-чев!» – и Женя Ловчев решил, что он самый главный, и выше в футболе никого нет. Но футбольная жизнь такова: пока ты выходишь на поле в хорошей форме, болельщики тебя знают и приветствуют, а не появишься года два – забудут. Уйдя из «Спартака», Евгений Ловчев закончился как игрок. Некоторое время выступал за московское «Динамо», но это уже был далеко не тот Ловчев, которого славили трибуны…»