– Спасибо! А я пока провожу девушек до «Приморского клуба».
– Ясно, босс!
Она забирает со стола пустую бутылку, а потом подходит к одному из клиентов.
– Что вы, не нужно, – Кэт явно задело, что кто-то засомневался в ее способностях справиться с нами. Выходит, она плохая подруга, что ли?
Я же говорила, она строит из себя нашу общую мамочку.
А мамочка всегда может справиться со своими детьми.
– Знаю, но если не увижу своими глазами, что вы добрались в целости и сохранности, до утра не усну. Вы же так со мной не поступите? – мило улыбается бармен.
Даже чересчур мило.
Он точно запал на Кэт.
А как иначе? Она ведь красивая, милая и отзывчивая, даже когда пьяна в лоскуты.
– Обещаю, я…
Ладно уж, помогу ему – отчасти потому, что Кэт, насколько я знаю, часто совершенно не замечает, когда с ней флиртует знойный красавчик, и отчасти потому, что перед глазами у меня все плывет, и мне срочно нужно прилечь.
– Да ладно, Кэт, пускай симпатичный бармен тебя проводит. Ты совсем, что ли, намеков не понимаешь? – я закатываю глаза с чуть деланым раздражением.
– Кам, я не…
– Эй, Ямочки, пошли доведешь нас до квартиры, – перебиваю я, обращаясь к бармену.
Потом беру Эбби под руку и веду к двери.
Обернувшись через плечо, вижу, как Кэт говорит бармену что-то, виновато моргая, а он улыбается ей, снова показывая ямочки, и делает рукой жест «после вас».
Это последнее, что я помню из того вечера.
2
17 мая, среда
Ками
От звона будильника с моих губ срывается стон. Голова гудит, напоминая, что пойти в бар было ужасной, скверной, отвратительной идеей.
Весело, конечно, но жутко глупо!
– Какого хрена? – стонет Эбби, которая лежит рядом со мной в кровати Дэмиена в его апартаментах, расположенных прямо над помещениями «Приморского клуба».
– Это мой долбаный будильник, – я щурюсь, силясь рассмотреть, куда нажать, чтобы остановить этот непрекращающийся звон.
– Заткни его уже! – стонет Кэт, лежащая у Эбби под другим боком.
– Пытаюсь! – Я отчаянно тычу пальцем в экран, пока в комнате не воцаряется благословенная тишина.
Однако оказывается, что голова у меня раскалывается вовсе не потому, что будильник сверлил непроснувшийся мозг.
Это все чертово похмелье.
– Вот дерьмо. – Я валюсь обратно на кровать, сунув телефон на тумбочку, с которой он тут же шлепается на пол.
Но волноваться по этому поводу у меня нет сил.
– Точно, – соглашается Эбби.
Я закрываю руками лицо, а она отводит их.
– Прекрати! Это вредно для кожи.
На ладонях отпечаталась тушь.
– Спать с макияжем тоже вредно, и тем не менее.
Сев в постели, Эбби сердито пялится на меня. Надо же, только проснулась, еле жива от похмелья, а уже готова голову мне оторвать за то, как я ухаживаю – вернее, не ухаживаю – за кожей.
– Камила, сколько раз я тебе говорила, что накрашенной спать нельзя?
– Эбби, она вчера в двери лифта не попадала. По-твоему, у нее хватило бы сил умыться? – подает голос Кэт.
– Значит, не надо было столько пить!
– Это же ты придумала чокаться за каждую бородатую шутку бармена!
– А он только и делал, что шутил, – Эбби падает на кровать и прикрывает лицо рукой. – Кто знал, что у него в запасе столько дурацких приколов?
– Да он догадался, что мы играем, – Кэт сползает с кровати, берет три бутылки воды, которые мы вчера предусмотрительно купили перед тем, как идти в бар, и роется в сумке в поисках таблеток от головной боли. Потом вползает обратно под одеяло и раздает нам воду и лекарства.
– Конечно. Он нарочно шутил, а потом смеялся, видя, как мы морщимся и пьем.
– Правда? – спрашиваю я.
– Ага. Он точно понял, что мы придумали.
– Не может быть, – возражает Эбби. – Для бармена это слишком безответственно.