Женя уже икала и рыдала от смеха, когда впереди обнаружился самый смак:
«Лишь Шердан тосковал несчастный… И модулятор клял напрасно.
Остался «Хм» его без дела, зато ренОме уцелела»[3].

Она так заливалась, что даже Кантор отодвинул створку и высунул разноцветный вихор, затем недоумённую рожицу и поднял бровки домиком.

«Чего это с мамой?» – как будто вопрошал малыш, поглядывая на папу.

– И кто же автор сего шедеврального непотребства? – поинтересовалась Женя, отсмеявшись, её до сих пор нет-нет, да и прибивало на хи-хи.

– А ты не догадываешься? – язвительно осведомился Талех. – Хотя бы с трёх раз.

Евгения фыркнула.

– Да тут и гадать нечего… Вернее, дай угадаю с первого. Сразу видать руку мастера по каверзам и проказам, э-э… Джардани?

– В точку! – огорчённо выдохнул командор. – Наш сын распространил листовки со скабрёзными виршами по всей станции… И даже мои агенты не могут их собрать. От этого они только прибавляются.

Женя снова фыркнула.

– Хэллоуин!

– Идиотский праздник, – ответил Талех.

– Не более идиотский, чем гремлиндж-парад, – вредно парировала Евгения.

– Так что делать будем? – муж перевёл тему разговора на конструктивные рельсы.

– Оставим для семейной истории, – Женя любовно погладила листочек и аккуратно сложила. – А про меня ничего не написал… – слегка обиделась.

– Я не о стишках, – раздражённо уточнил Талех, – а о сыне. Ему уже шестнадцать, с половиной. Давно пора в интернат. Решено!..

Командор подскочил с кресла.

– Пусть собирает вещи.

– Эй! – запротестовала Евгения. – Не порть сыну праздник!

– Если я вовремя не испорчу ему праздник, то он изувечит нам гены и нервы. На всю оставшуюся жизнь.

– Мне – нет, – поспешно заметила Женя. – По мне – это даже весело…

Но Талех уже вызвал Джанни по коммуникатору и строго приказал сыну «немедленно явиться в семейную каюту…».

Старшие дети – Джардани и Диана жили теперь отдельно от родителей, в собственных одноместных квартирах, но в том же секторе и на одной палубе.

Кантор, уловив командорские нотки в голосе отца, молниеносно укрылся в комнате и задвинул переборку. Но Евгения материнским чутьём определила, что хитренький кроха всё же оставил щёлочку для подглядывания и подслушивания.

Джардани явился. Нагло, вызывающе и ни капли не смутился, увидев в руках матери листовку. Однако моментом уяснил причину такого скоропалительного вызова.

– В твой интернат я не поеду! – с порога дерзко заявил он отцу.

Талех в ответ лишь усмехнулся и красноречиво выпустил хлыст.

Женя вздохнула.

Вот посмотреть со стороны – так жуть и сплошной произвол. Не семья, а группа извращенцев. Отец – злокозненный тиран, сын – поэт и хулиган. Дочь не от мира сего и себе на уме. Младшенький – очаровательный и хитропопый манипулятор…

Семейка клоунов! Цирк на прогулке! Гремлиндж-шоу!

А ей самой отведена тяжкая роль регулировщика, с поправкой на стрелочника.

Кризис налицо! И не только в детско-родительских отношениях, и не столько, а, скорее, в супружеских…

Тут Женя вспомнила, что через полчаса у неё консультация у генопсихолога Карека.

Докатилась! Ксенопсихолог…

Отец и сын некоторое время молча и непримиримо взирали друг на друга.

– В юности я и сам чудил, – снисходительно заметил Талех, как мудрый и старший. – Неприличные стихи – ерунда, но твоё открытое неповиновение генетическим законам…

– К гатраку ваши законы! – заявил Джанни не моргнув глазом.

– Подойди-ка сюда, – спокойно и вкрадчиво произнёс командор, щёлкая хлыстом. – Я тебе гены-то вправлю.

– Не пугай, папа, – небрежно ответил сын, выкидывая из запястья кнут, – у меня тоже есть чем.

Щёлочка между переборками расширилась, и оттуда выглянул синий глаз, а следом показался любопытный нос. Это не укрылось и от Талеха.