«Стоп! Кому она его подарила?» – подумал я, вздрогнув.

Набрав номер телефона Светы, услышал сразу же её голос:

– Слушаю Вас, Леон Жильевич.

– Света, ты кому билет отдала.

– Подруге. Она любит в одиночку посещать всякие там концерты, мюзиклы.

– А ты знаешь, что там происходит?

– Знаю, конечно, места себе не нахожу! – дрожащим голосом ответила Светлана.

– Ты точно знаешь, что она там?

– Связи с ней никакой нет, домой не возвращалась. Её родители уже где-то там, но никто ничего определённого не может сказать.

– Что-то надо делать!

– Я собираюсь туда ехать.

– Ко мне сейчас придёт такси, я заеду за тобой. Собирайся.

– Давно собрана.

– Скоро буду.

– Хорошо, жду возле подъезда, – грустно ответила Света.

Я включил телевизор, стоящий в кабинете. Показывали Норд-Ост. Мне было не по себе, ведь вместо меня там страдала ни в чём неповинная девушка. Я должен что-то сделать, как-то помочь ей.

В окно заглянул свет фар – это подъехало такси.

Заехав за Светланой, мы направились в сторону ДК.

– Зря едем, туда не пускают никого, – сказал водитель.

– Может, узнаем хоть что-то, – возразил я.

– Вы родственники? Там штаб развернули, списки составляют, но разговаривают только с родственниками, – пояснил он.

– Приедем, там видно будет.

– Как хотите. Вот уже и оцепление.

Нас остановили спецназовцы.

– Туда нельзя! – строго сказал один из них.

– Там у нас человек, – обратился к нему я.

– Звоните в штаб.

– Как туда позвонить?

Спецназовец молча протянул карточку, нервно махнул водителю, чтобы отъезжал.

Мы ехали в обратном направлении. Света постоянно набирала номер телефона, указанный в карточке, но линия была постоянно занята. Видимо, туда звонила половина Москвы.

Я приехал домой. Мама обрадовалась моему приезду, но, едва успел помыть руки, спросила с укоризной:

– Ты же обещал, что на часок заедешь в офис и приедешь, а сам? Я тут всего наготовила, стол накрыла, а ты только сейчас объявился!

– Извини, родная, финны нагрянули неожиданно, а тут ещё Норд-Ост.

– Что делают бандиты! Совсем страх потеряли!

– Хотят Аллаха удивить, видимо. Мало им крови солдат, надо мирных жителей покрошить.

– Чего добиваются?

– Им виднее.

– А мне, Леон, непонятно.

– Знаешь, мама, я ведь сегодня сам туда собирался, билет мне привезли, но из-за финнов отменилось. Вместо меня подруга Светы пошла.

– Какой ужас! Слава Богу, что ты не попал! Я бы уже умерла от страха за тебя.

– У меня душа болит за девушку.

– Понимаю, у меня за всех болит, но у тебя особый случай.

– Мы туда ездили, однако не пустили.

– Конечно, ты ей никто. Родственников, небось, даже не пускают.

– Не по себе ото всего этого.

– Терпи, Леон, может, обойдётся всё. Душа на то и дана, чтобы переживать.

– Спасибо, успокоила, – слегка съязвил я.

– Ты с ней знаком что ли?

– Нет, всё равно не по себе.

– Кушать будешь?

– Если можно, чаю с бутербродом. Аппетита нет совсем.

– Ну вот, салат испортится.

– А у нас водка есть?

– Куда же она денется? Я ведь не пью.

– Тогда давай водочки и салатику.

– Душу водкой не зальёшь, только отравишь.

– Мама, ты ведь знаешь, что много не буду, а чуть-чуть даже надо.

– Смотри у меня, – пожурила мама, отправляясь в кухню.

Я включил телевизор. Шёл спецвыпуск. Пока ничего не происходило. Возмущённые интервью, вой сигнализации, неопределённость… Позвонил Свете на номер сотового телефона.

– Слушаю, Леон Жильевич!

– Дозвонилась в штаб?

– Нет, я поставила домашний аппарат на автодозвон, но пока бесполезно.

– Если что-то выяснится, сразу сообщи. Завтра можешь не выходить на работу, занимайся только этим вопросом.

– Хорошо. Её родители там. Не уходят. Но им тоже ничего толком не объяснили.