– Мистер Мэйджерсон! Сюда!

Когда я прихожу в себя, то не сразу понимаю, где нахожусь. Атласное покрывало холодит кожу, большая подушка удобно располагается под головой. Я медленно открываю глаза, и тут же мутная картинка перед ними отзывается во мне тошнотворной волной. Сжимаю губы, дабы подавить рвотный позыв – желудок все равно пуст. Не сразу, но я замечаю отца, сидящего в напряженной позе в кресле совсем рядом с кроватью.

– Принеси холодной воды, – отдает папа приказ.

Айден тенью направляется прочь из комнаты и скрывается за дверью. Оставшись наедине со мной, отец тяжело вздыхает и потирает ладонью лицо.

– И после этого ты будешь продолжать делать вид, что с тобой все хорошо? – тихо спрашивает он.

Губы сами собой выдают слабую натянутую улыбку. Ответить не могу – в горле пересохло, а язык приклеился к небу. Но я бы ответила…

Да, пап. Всегда буду. Это моя вечная борьба. Может, за собственное достоинство. А может, просто за себя саму.

Даже когда в ней уже нет никакого смысла.

Когда возвращается Айден, папа отдает приказ внимательно присматривать за мной, а сам уходит, оставляя меня наедине с телохранителем.

Я мрачно наблюдаю, как он подходит к кровати и протягивает мне стакан с водой. Намеренно игнорирую его жест и тяжелым взглядом смотрю телохранителю в глаза. Айден, не растерявшись, молча ставит стакан на прикроватную тумбу. Крепкий орешек.

Оставив попытку прожечь его взглядом, я наконец обращаю внимание на саму комнату. Рассматриваю огромный шкаф-купе у стены и длинный стол, переходящий в целый комплекс для хранения всякой всячины и декора. По другую сторону от него в стену вмонтирован искусственный камин, напротив которого располагается бежевый кожаный диван. Возле него начинается секция стеллажей и закрытых книжных шкафов. Понятия не имею, сколько вещей нужно иметь, чтобы заполнить все это пространство. Судя по чемодану, сиротливо оставленному у окна, я и правда буду жить здесь.

С ума сойти.

Похоже, мне не удается скрыть живой интерес, с которым я изучаю комнату, поскольку Айден наблюдает за мной с пристальным вниманием. Почему-то я испытываю желание оправдаться за проявление эмоций и бормочу:

– Эта комната больше половины маминой квартиры. Просто… удивлена.

От его молчания ощущаю себя еще глупее. Вздохнув, я решаю задать хоть один вопрос, который пополнит мои скудные знания о новом доме:

– А где живут работники, которых нанимает папа? Вас много?

– Весь штат охраны располагается в восточном крыле на первом этаже, – бесстрастно отзывается Айден. – В состав входит около десяти человек.

Лучше бы не спрашивала. Кошмар… Десять человек. И это только количество охранников.

– У моего отца паранойя? – вырывается у меня прежде, чем я успеваю обдумать вопрос.

Айден издает вздох, который отдаленно напоминает усмешку. А может, я сама стараюсь видеть в его поведении хоть какие-то присущие человеку черты, чтобы его непроницаемость не так сильно нервировала меня.

– Насколько я знаю, ваш отец полностью здоров. Что касается вас… могу я уточнить суть вашего заболевания?

Я тяжело вздыхаю. Аккуратно сажусь в кровати и перевожу взгляд на окно, не зная, стоит ли мне отвечать. С одной стороны, я не обязана рассказывать о себе лишнее, с другой… какая, в принципе, разница? Лучше я отвечу на такие вопросы сама, чем Айден будет беседовать об этом с моим отцом.

– Посттравматическое стрессовое расстройство, психосоматика, какие-то проблемы с сосудами и шейным отделом. – Я говорю тихо, с безразличием в голосе, будто бы рассказываю о ком угодно, но не о себе. – Это то, что назвали врачи. Смешно, но ни одно из их заключений даже болезнями не назвать, просто сборник из неопределенной симптоматики и нарушений. Разве папа не говорил тебе?