А затем воркование матушки Шэлли прервал громкий и противный вой. Кровь прилила к щекам, лоб покрылся испариной. Клятый драконами живот! И опять, громко-громко, противно-противно и утробно он заурчал. Матушка махнула рукой, отпуская нянюшек, те поклонились, сверкнув витыми рогами (целыми тремя!), и закрыли двери в покои – с другой стороны.

– Ваше Высочество, вы сбежали от нас и пропустили ужин. А ведь вы знаете, что, согласно установленным правилам, отдельные приемы пищи запрещены. – Ласковый голос матушки внезапно пропитался горечью, отчетливо оседавшей на моем языке с каждым словом.

Я угрюмо посмотрел на нее:

– И ладно! Потегплю до утга. Мне уже почти пять лет, я не маленький, чтобы хныкать из-за голода.

– Ваше Высочество, мы готовы всегда вам служить. И разделять все игры и радости. И я бы хотела, чтобы вы понимали, какая ответственность наступает после любого вашего поступка – хорошего или плохого.

Я зевнул. Скука скучная эти разговоры…

Матушка Шэлли сунула руки под фартук и неожиданно вытащила сверток. Я впился в него взглядом. Промасленная бумага и неожиданно дразнящий ноздри аромат – рот наполнился слюной, а животик пронзила сильная боль, и он опять заурчал.

– Ешьте, Ваше Высочество, ешьте, – тихо сказала матушка Шэлли.

Я с жадностью разорвал упаковку и почти рыча впился в ароматный круглый хлеб, щедро покрытый белой сладкой посыпкой. Он таял во рту с каждым кусочком, блаженное насыщение постепенно унимало резь в животе. Покончив с остатками и слизав все крошки с пальцев, я с благодарностью взглянул на матушку Шэлли. В ее глазах почему-то стояли слезы.

– Запомните, Винсент, это. Я растила в вас лучшее. Вам всего пять лет, но растете и созреваете вы быстрее сверстников. Я надеюсь, вы запомните это и не растратите понапрасну огонь вашей души… Несмотря ни на что.

Внутри поднялось что-то смутно-неприятное.

– Матушка, почему вы плачете?

Она быстро утерла слезы и, погладив меня по голове, осенила знаком зеленого богодракона – подняла три пальца и начертила круг.

– Я не плачу, Ваше Высочество. Это… просто усталость. Ложитесь спать и не забудьте вознести прошение Эарту.

– А вы не сможете остаться посидеть ночью? – быстро спросил я. Мои ладони вспотели, пока слова срывались с губ.

Лишь бы осталась, вот бы осталась, останься!

– Вы же знаете, Ваше Высочество. Это приказ императора от самого Кровавого утра – никаких слуг в покоях императорской семьи.

Она сдержанно поклонилась, совершенно не сбив светлые локоны, убранные в высокую прическу, задула свечи и вышла, закрыв дверь и оставив меня изнывать от ужасно противного чувства, от ожидания известного и неизбежного.

Оставила меня трястись от страха.

Тишина накрыла темным покрывалом. Моя дрожь становилась все сильнее. И шепоты, шепотки кругом, везде, из всех углов, шепотки и голоса:

– Раз-два-три-четыре-пять, она идет с тобой игра-а-а-ать…

– Вас не существует, – прошептал я в ответ и бросился к алтарю Эарта.

Он был установлен прямо возле кровати – золотой дракон с зелеными глазами и два драконьих камня под ним. Я быстро произнес, почтительно стоя на коленях:

– Эарт, исполни мою молитву! Стражем мне не быть, знаю, но… хотя бы избавь меня, прошу, от той, кто стоит всегда рядом.

Не знаю, сколько молился. Колени занемели, пальцы похолодели.

Но я твердил и твердил:

– Эарт, исполни мою молитву!

Дверь скрипнула. Я вздрогнул и, откинув полог, быстро шмыгнул в огромную кровать, слишком большую для меня, но слишком маленькую для взрослого.

Послышалось цоканье.

Цок.

Еще цок.

Я зажмурился и постарался дышать ровно.

Я сплю. Просто сплю. Давно сплю. Спящих никто…