Вскоре полностью потерял слух, и мне начали мерещиться эльфы. Казалось, они пролетали мимо, а я бормотал безустанно:

– Лоу, Лоу… моя девочка. Я уже иду.

Когда показались горящие факелы и покатые крыши домов, я и вовсе начал бредить, отравленный ядом змея. Мне виделось, что у отца выросли заостренные уши и засветились крылья за спиной. Он что-то говорил, жестикулировал. Вокруг собралась толпа сородичей, и кто-то выхватил у меня из рук брата. И тут ко мне резко вернулся слух. Оглушительный душераздирающий крик матери разорвал перепонки. Я снова перестал слышать и почувствовал, как подкашиваются ноги, будто кто-то ударил по коленям палкой.

Как только лицом встретился с землей, ощутил привкус крови во рту и окунулся в забвение.

Начал приходить в себя лежа в постели, слушая суровый голос отца.

– Амфитуры водятся в северной части леса. Там охотятся только опытные волки. Что Тилион забыл в этих землях? Почему повел туда Миона?

– Какая теперь разница, Мисур? – узнал я голос старейшины совета стаи. – Миона не вернуть, а Тилиона достали с того света. Едва успели. Яд Амфитура быстро поражает жертву. Это чудо, что он выжил.

– Уже сутки в себя не приходит, – тяжело вздохнул отец, и я открыл налитые свинцом глаза.

– Мион, – сумел проговорить пересохшими губами и увидел, как надо мной склонился отец.

Что-то теплое полилось из уголков глаз. Я даже не сразу понял, что плачу впервые в жизни. Вся тяжесть осознания беды глыбой свалилась на туманную голову. Никогда не чувствовал такую слабость тела и опустошенность души. А потом за пустотой пришла боль. Невыносимая и всепоглощающая она напоминала, что я виновен в гибели брата. Если бы не пошел на север, если бы не задумал побег, если бы…

– Посмотри на меня, – коснулся моего плеча отец, но я продолжал смотреть на деревянные перекладины потолка. Кожа саднила от соленых слез, а подушка уже промокла. – Тилион! Говори! Говори со мной! – он затряс меня с такой силой, что я немного пришел в себя и смог присесть в постели. Голова закружилась, и свет от пламени свечей резал заплывшие глаза.

– Прости, – шепнул, и отец обнял меня, крепко прижимая к себе. – Где мама?

– Готовится к погребению…

Кабинет Эйлинга Сэлмана практически не отличался от кабинета моего отца в поместье Грэм. Лишь мелкие детали давали понять, что я нахожусь в чертогах лесных эльфов – герб рода в виде остролиста на картине и четко по цветам расставленные книги на полках. Но самое странное в этой ситуации то, что я вообще об этом думал, в то время как стоял рядом с Лоурэн на ковре перед главами наших семейств, ожидая важного вопроса.

Посмотрел на горделивый профиль самой прекрасной эльфийки на свете и сердце предательски забилось чаще положенного. Она еле заметно прикусила алую губу и тяжело вздохнула.

– Асур и Лоурэн, вы уже знаете, что мы изначально, когда вы были еще детьми, договорились о вашей свадьбе. По всем правилам и традициям клана мы заключили договор о помолвке, – заговорил мой отец и пальцем указал на свиток пергамента. – Согласно закону, мой сын вправе отказаться от выбранной мной партии, обозначив причину отказа.

– Законы устарели и давно пора их поменять, – бесцеремонно выступила Лоурэн и сделала шаг вперед.

От удивления, мои глаза округлились. Нет. Никогда я не видел таких смелых и нахальных эльфиек. Только из-за одного этого выпада я мог сейчас отказаться от свадьбы, но ее чарующий голос снова заворожил, заставляя кровь кипеть и обжигать вены до приятной боли. Только рядом с ней я чувствовал себя по-настоящему живым.

– Почему бы мне не задать этот вопрос? Что если я не согласна на брак и хочу посвятить свою жизнь вовсе не рождению детей?