Слишком низко.

Тогда я взобрался на чердак, оттуда вышел на скользкую черепицу крыши.

Вот она – высота.

Я смотрел на улицу нашего посёлка, а видел всю планету, видел её такой, как из космоса.

Та трансляция вообще стала моим первым воспоминанием, не забывшимся за ворохом каждодневной новой информации. Я бережно пронёс его через все годы жизни.

До самого последнего времени это воспоминание спасало меня. Когда очередная надежда осыпалась, образуя тяжёлую гору зубчатых осколков, режущих изнутри, стоило закрыть глаза, как родная планета вновь вставала передо мной и силы возвращались по мере её приближения.

Как-то я пытался отыскать именно ту запись, может быть, не для того даже, чтобы посмотреть её вновь, а просто… как ищут части прошедших радостей затем, чтобы только прикоснуться к ним как к реликвиям, артефактам счастливого детства. Но сколько раз я не спрашивал своих родителей – они не могли вспомнить, о каком именно видео я говорил. «Сынок, – отвечал мне папа, – каждый день показывают десятки документальных фильмов про космос, ещё больше прямых трансляций. Ведь мы покорили эту чёрную дыру у нас над головой и на полных правах осваиваем её, частенько забывая про жизнь здесь. Мда. Наверное, ты тогда увидел одно из прибытий одного из кораблей в один из дней. Просто та трансляция стала для тебя первой».

Нет. То был не один из фильмов или одна из трансляций одного из… а начало моей жизни. Пусть и затерявшееся, как начало ручейка в камнях, но чистое в моих воспоминаниях.

Много позже со школой мы ходили на старт межпланетного сухогруза. Он был не самым большим – с нашего провинциального космодрома стартовали только малые классы кораблей – но мне казался гигантским. Он заслонял собой изрядный кусок неба!

Весь класс замер в ожидании старта, а я даже боялся дышать. Чуть не задохнулся тогда. И вот команда была дана. Гудя как ветер, на полном ходу ворвавшийся в железную трубу, корабль медленно, натужно оторвался от поверхности и замер, а затем, влекомый антигравитационными силами, вальяжно поплыл вверх, где ему предстояло включить главные двигатели и, сверкая, как маленькая звёздочка, направиться по курсу к одной из планет, снабжавших нас необходимыми для жизни ресурсами.

Корабль улетел, зашумели одноклассники, а я всё смотрел в ту точку на небосклоне, где он пропал. Он улетел туда, куда рвалось моё сердце, моя душа. Туда, куда я ещё не мог, но уже хотел вырваться.

Я всё ещё стоял, когда весь класс уже разошёлся, и учитель астрономии никак не мог сдвинуть меня с места. Задрав голову вверх, я стоял и смотрел. Стоял и смотрел. Смотрел туда.

Никто не поймёт Космос, убаюкивающий в себе жемчужины-планеты, пока не окажется в нём. Наедине с ним, с собой и своими мыслями. Только так и никак иначе можно узнать, кто ты есть на самом деле.

Не каждый может выдержать такую проверку.

В институте, когда уже целенаправленно шёл к своей мечте стать разведчиком дальнего космоса, я познакомился с такими же юношами – грезящими наяву полётами, звёздами и поисками. Оторванные от жизни романтики с горящими глазами.

Не все смогли стать разведчиками. Даже отчаянные отличники, выбираясь в первый учебный полёт в одиночку, не справлялись со своими страхами, неизменно присутствующими в душе каждого. Нервы не выдерживали.

«Непригодны к дальним разведывательным полётам в составе одного члена экипажа».

Приговор был однозначен.

Помню, как с печалью и огромной растерянностью, споткнувшись на первых секундах разбега, не понимая, почему их мечта так зло подшутила над ними, они прощались с нами, уходя в экипажи грузовиков, научных кораблей и никогда больше не оставаясь с Космосом наедине.