Хотя нейронные сети выпали из фавора ученых, после выхода в свет книги Мински «Перцептроны», Хинтон, к этому времени занявший должность профессора информатики в Университете Карнеги – Меллона в Питтсбурге, сохранял им верность. «Машину Больцмана» он создал в сотрудничестве с Терри Сейновски, нейробиологом из Университета Джонса Хопкинса в Балтиморе. Они принадлежали к числу «нейросетевых подпольщиков», как назвал их один из современников. Остальные ученые, занимавшиеся искусственным интеллектом, сосредоточились на символьных методах, в том числе на проекте Сус. Хинтон же и Сейновски продолжали видеть будущее ИИ в самообучающихся системах. Бостонская конференция дала Хинтону возможность поделиться своими новыми результатами с широким научным сообществом.

Хинтона реакция Мински не удивила. Они познакомились пятью годами ранее, и Хинтон видел в Мински очень любознательного и творчески мыслящего ученого, но это сочеталось с удивительным ребячеством и безответственностью. Хинтон часто рассказывал историю о том, как Мински учил его, каким образом получить «идеальный черный цвет» – то есть цвет, полностью лишенный цвета. Достичь такого совершенства с помощью черных пигментов невозможно, объяснял Мински, потому что эти пигменты все равно будут отражать свет. Добиться этого можно с помощью нескольких бритвенных лезвий, установленных V-образно, так чтобы свет, попав в эту ловушку, бесконечно отражался от лезвий, не находя выхода наружу. Мински, правда, реально это фокус не продемонстрировал, а Хинтон так и не попробовал его осуществить. Это было типично для Мински – делать интересные и заставляющие задуматься заявления, но при этом случайные и непроверенные. И это свидетельствовало о том, что он не всегда говорил то, что думал. Во всяком случае, когда речь заходила о нейронных сетях, Мински на словах критиковал их и сетовал на их ограниченные возможности – да еще и книгу написал, которая широко цитировалась и как будто бы окончательно доказывала их бесперспективность, – но его истинное отношение к ним было не столь уж твердокаменным. Хинтон видел в нем «бывшего нейросетевика», то есть человека, который изначально принимал идею о машинах, ведущих себя подобно сети нейронов в мозге, потом разочаровался в этой идее, не оправдавшей его ожиданий, но все-таки продолжал таить в себе призрачную надежду на то, что эта идея еще проявит себя. После того как Мински покинул заседание в Бостоне, Хинтон собрал оставленные им листы и переслал их в офис Мински, сопроводив короткой запиской, в которой говорилось: «Возможно, вы оставили их случайно».

Джеффри Эверест Хинтон родился в английском городе Уимблдон сразу после Второй мировой войны. Он является одновременно прапраправнуком Джорджа Буля, математика и философа девятнадцатого столетия^>67, чья «булева алгебра» является математическим фундаментом всех существующих компьютеров, и Джеймса Хинтона, хирурга^>68, жившего в том же столетии, который написал историю Соединенных Штатов Америки. Его прадедом был Чарльз Говард Хинтон, математик и писатель-фантаст^>69, чье представление о «четвертом измерении» – включая так называемый «тессеракт» – продолжает будоражить умы любителей научной фантастики вот уже сто тридцать лет. Своего пика в поп-культуре эта идея достигла в 2010-е годы в марвеловской серии фильмов о супергероях. Его двоюродный дедушка Себастьян Хинтон изобрел серию тренажерных снарядов для детей^>70, а его кузина Джоан Хинтон, физик-ядерщик, была одной из немногих женщин, участвовавших в проекте «Манхэттен». Он рос в Лондоне, а потом в Бристоле в обществе брата и двух сестер, мангуста, дюжины дальневосточных черепах и двух гадюк, которые жили в яме в задней части гаража. Его отцом был энтомолог Говард Эверест Хинтон, член Лондонского королевского общества, чей круг интересов отнюдь не ограничивался насекомыми. Как и отец, своим вторым именем Джеффри был обязан еще одному своему родственнику, Джорджу Эвересту, главному геодезисту Индии