Удивление советских школьниц понятно: попытаться завоевать расположение одноклассницы подчёркиванием своего еврейства – для этого нужно быть очень уверенным в том, что это твоя сильная сторона![69]
Но еврейский акцент не был при этом религиозным. Когда я пересказал Пепперштейну эпизод, рассказанный Солоновичем, тот только пожал плечами: эпатаж!
…сейчас можно сказать, что мы были панками. В частности, в сфере селф-дизайна. Могли надеть и могендовиды, и кресты, и полумесяцы, и другие аксессуары в диком сочетании друг с другом, так что на наших телах могло быть всё что угодно.
Магарик тоже подтверждает, что в его группе и в его среде интерес к ивриту не был религиозным:
– Ты говоришь, что у учеников была сильная мотивация. Эта мотивация была религиозной? Читать священные книги…
Нет. Для этого были другие учителя – Илья Эссас[70], его проект. Мы были абсолютно светскими учителями. Другое дело, что я, каюсь, в конце своего курса иногда, не всех, конечно, но некоторых своих учеников отправлял, видя, что они готовы морально, к тому же Илье Эссасу учить Тору и Гемару и т. д. За это я себя корю. Это была ошибка. Потому что я тем самым плодил в Израиле всё это сообщество религиозных евреев, которые вернулись в религию, надели кипу, у них и дети такие же. Большинство живёт в Маале-Адумим, у них определённая идеология, безусловно, мне не близкая. [Есть] люди, которые считали, что практикование еврейского образа жизни и соблюдение заповедей и всего прочего – неизбежное условие изучения иврита и этого раннего сионизма. А у нас это было связано скорее со светской частью израильского общества.
Проявлением такого же «эпатажного селф-дизайна» соблазнительно объяснить и интерес 15-летнего подростка к светскому ивриту: все зубрят эй-би-си-ди, а для меня это – семечки, и я буду зубрить алеф-бет-гимель! Это круто, как и подобает патрициям.