– А…

– Мне пришлось отвлекать внимание всех слуг на себя! Ты знаешь, сколько их было?

– Нет…

– Десяток! – Юлиус расправил плечи и приосанился. – И все явно хотели не просто сыграть в догонялки. Я бы мог очень быстро скрыться – на улице хватало прекрасных подворотней, темных палисадников и перекрестков. Однако я понимал: тебе нужно время, чтобы выбраться из дома и не быть пойманным охраной, поэтому я до последнего создавал иллюзию, будто меня легко поймать. Полночи бегал по освещенным улицам, Орк бы их побрал, сбил пятки, получил камнем по затылку и расколотил вдребезги несчастную маску, рухнув в колодец, не закрытый решеткой. А что ты делал в это время?

Мошенник замолчал, состроил обиженное лицо и постучал пальцами по столу. Гераклид выглядел так, будто накануне его неожиданно стукнули пыльным мешком, пнули любимого щенка и пообещали всю оставшуюся жизнь кормить только кукурузной кашей. Весь энтузиазм, с которым он устремился было от порога к Корпсу, бесследно испарился. Довольно жестоко было подливать масла в огонь, но Юлиус не сдержался – да и не хотел сдерживаться:

– Надеюсь, у тебя получилось выбраться в окно по виноградной лозе и уйти задними дворами? Уходя, я прочитал в твоих глазах именно такой план.

– Не было никакого плана! – толстяк заговорил тоненько, будто ему наступили тяжелым ботинком на горло, и для дыхания и слов осталась только маленькая щелочка. – И тетя меня застала прямо над… телом. Даже оправдываться не пришлось. Просто выгнали с позором. И нажаловались маме…

– Ужасно, – Юлиус вскинул бровь. – И что? Она наказала тебя? Лишила сладкого перед сном? Поставила в угол?

Ну, невозможно, абсолютно невозможно обращаться на «вы» к человеку, который говорит таким детским голосом о вещах, которые выеденного яйца не стоят, трагически закатывая при этом глаза.

Гераклид дернулся, задрожал всем телом и стал вылезать из-за стола.

– Эй, куда? – Юлиус схватил его за рукав. – Дружок, а как же мы будем рассчитываться? Хотелось бы получить благодарность – как минимум, на словах. Хотя на хлеб их не положишь, в кошелек не ссыплешь и курицам на корм не пустишь. Я ведь старался, буквально спас тебя, попортив собственную шкуру… и репутацию, что уж молчать об этом. Теперь никто не хочет брать меня к себе учеником.

– Мне очень жаль. Я не знал о ваших лишениях, ибо предположил, что вы сбежали, оставив меня на произвол злой судьбы с несчастным мертвецом в премерзкой ситуации, когда невозможно оправдаться, если вдруг…

«Все-таки скульптор, – устало подумал Юлиус. – Ишь, какие памятники из слов возводит. Образованный человек, сразу видно. Ну, тем лучше». Жизненный опыт, данный мошеннику в десятках ограблений, подлогов и взяток, недвусмысленно говорил о том, что именно образованные персоны, которые кичатся полученными знаниями, но не любят самостоятельно думать, – лучшие объекты для шуток, розыгрышей и беспроблемного отъема денег. В то время как простой рабочий давно уже догадается, что его дурят, и помчится следом за мошенником с палкой в руках, ученый или писатель все еще будет продолжать надеяться на то, что уж его-то никто не сможет надуть. Ибо как можно надуть того, кто протер шесть штанов на гимназической скамье и в силу этого «не в пример умнее плебса»? Последнюю фразу чересчур образованные произносили через губу и с полной уверенностью в правоте высказывания. Юлиус, сам сбежавший из университета после практики в архиве, где заставляли ворочать гигантские каменные плиты и разбирать еле различимые царапины на базальте, умных людей уважал, но образованных – дурил при первом удобном случае.