Я вела «многосерийные» официальные интервью с учащимися и их родителями. («Многосерийные» означает растянутые во времени.) Все эти интервью были записаны с целью отследить динамику восприятия карьеры со стороны всех заинтересованных лиц. Бесчисленные неформальные беседы конечно же не записывались, и даже в том случае, когда разговор касался ключевых вопросов моего исследования, поскольку наличие записывающего устройства может разрушить отношения.

Тесные отношения с семьями, длящиеся порой до нескольких месяцев, создали условия, благоприятные для наблюдения за отношениями между родителями и детьми. Я узнала, что заботит молодых музыкантов и их родителей, и начала понимать их взгляд на будущее. Также я узнала, что побуждает молодых скрипачей трудиться и как труд влияет на их успех. Эмоции, неизбежные моменты кризиса, радости и сомнения – все, что я разделила с молодыми исполнителями, имело важное значение. Я смогла пополнить знания, которые частично приобрела в то время, когда мои дети учились играть на скрипке. Моего личного опыта было недостаточно для создания базы социологического анализа по интересующему меня вопросу. Тем не менее глубокое понимание процесса совершенствования мастерства было бы невозможно без личного опыта в качестве матери будущего виртуоза.

Я поддерживала общение с большинством участников своего наблюдения и после того, как они уезжали от меня. Мы разговаривали по телефону или вели электронную переписку. Я отслеживала и тех, кто не пропал из моего поля зрения, расспрашивая других скрипачей или находя сведения об их творческой жизни в Интернете.[6]

Прежде чем написать эту книгу, я сделала глубокий анализ жизни девяноста скрипачей. Также я часто общалась с родителями юных виртуозов и их преподавателями. Будучи матерью скрипача, я могла вести наблюдения «под прикрытием». По замечанию Джулиуса Рота (J. A. Roth, 1962. Р. 283–284), роль «скрытого» наблюдателя очень важна для исследования, поскольку открывает доступ к конфиденциальной информации и расширяет методы работы. Для того чтобы собрать широкий спектр информации, я использовала разные роли: меня знали как «маму Майкла»[7] и как нейтральное лицо, ученую даму, которая «исследует солистов-учащихся». Я пользовалась поддержкой участников исследования: некоторые интервью были организованы людьми, которых мне приходилось интервьюировать ранее. Один музыкант сказал: «Ты непременно должна поговорить с Лаурой. У нее огромный опыт… Я спросил ее, хотела ли она дать тебе интервью, и она согласилась». Социологи называют этот феномен «снежный ком». Однажды я даже играла роль организатора концерта молодых исполнителей, который провела в Центре семейной ассоциации.

Молодые музыканты воспринимали меня как «любознательного человека», всегда готового выслушать их проблемы и оказать им поддержку. Некоторые из них видели меня матерью успешного скрипача, понимающей, «как все устроено». Кое-кто из родителей не решался делиться информацией, так как они воспринимали меня как конкурента.

В период между 1997 и 2004 годами я провела более сотни записываемых на аудионоситель интервью и несколько сотен интервью неформальных (наши разговоры я записывала по памяти). Если вас интересуют цифры, охотно приведу их: на мои вопросы «под запись» ответили сорок учащихся класса солистов, одиннадцать преподавателей, четырнадцать родителей, три аккомпаниатора, два организатора концертов, два дирижера, четыре помощника преподавателя, четыре скрипичных мастера и один звукооператор. Официальные интервью длились от двух часов до четырех с половиной. Рассказав о цели моего исследования, я начинала с вопроса о первом уроке в скрипичном классе. Особенности обучения солиста таковы, что оно становится центром жизни семьи, и со мной часто делились подробным описанием того, что происходит за стенами класса. Я задавала вопросы о планах, о конкурсах и концертах, об аккомпаниаторе, если таковой был, о спонсорской помощи, стипендии, ну и, конечно, о преподавателях, которые у некоторых часто менялись.