– Заткнись, – оборвал его Глазастик.

Харрингтон прищурился на него.

– Что-что ты сказал?

Глазастик снова шикнул на него.

И тут я услышал, в чем дело: с севера доносился приближающийся грохот колес и звяканье сбруи упряжных лошадей.

Контора и фургон «ВР» находились на юге.

Не говоря ни слова, мы все втроем пустили скакунов в галоп и помчались на шум.

Вскоре мы увидели его источник: по еле заметной колее, наезженной к замку от долины реки Йеллоустон, ехали друг за другом дилижанс, легкая коляска и фургон. Когда мы приблизились, кучер дилижанса встал и замахал шляпой.

– Не стреляйте, ребята! – закричал он. – У нас тут женщины!

Таким образом, простой сюрприз обернулся настоящим чудом. Уже целых два месяца я не наблюдал существа женского пола, не наделенного копытами, и думал, что следующего раза придется ждать еще несколько месяцев. Тем не менее в едущей за дилижансом коляске отчетливо просматривался силуэт женщины. Когда мы подъехали ближе, стало видно, что она к тому же настоящая красавица. Глазастик, Дылда Джон и я поскакали прямо к ней, соревнуясь за честь первым приветствовать леди.

Победил Глазастик Смит. К тому времени, как моя лошадь дотрусила до коляски, он уже желал даме и ее спутнику доброго дня, держа шляпу в руке. Женщина – а это была именно женщина, ибо она уже явно миновала возраст, когда могла именоваться девушкой, – кивнула и одарила нас улыбкой, которая, несмотря на всю ее скромность, озарила прерию, точно полуденное солнце. Хоть незнакомка была уже не настолько молода, чтобы сойти за юную кобылку, но оставалась чертовски красивой кобылицей.

С другой стороны, тип, что сидел с ней рядом, напоминал скорее лошадиную задницу. На вид он был примерно ровесником леди – пожалуй, лет тридцати пяти, – но с капризной миной сварливого старика на круглом, по-детски пухлом лице. Господин был облачен в твидовый костюм с бриджами и твидовую же кепку, носки с разноцветными ромбами, доходящие почти до колен, и очки, которые сидели на мясистом носу как две птицы на коровьей лепешке. Манеры джентльмена оказались не менее чванными, чем костюм: когда он заговорил, голос звучал таким же жестко накрахмаленным, как безупречно белый воротничок.

– Вы работаете на ранчо Кэнтлмир? – спросил господин.

Он произнес не «ранчо», а «раунчо», и мы захихикали, как девочки.

– Нет, сэр, – ответил Глазастик, – мы работаем на «ВР с черточкой».

– Это называется «ранчо», – пояснил я.

– Никогда еще не работал на «раунчо», – вставил Дылда Джон. – А что там делают?

Услышав наше хихикание, джентльмен так резко распрямил спину, что у него едва не лопнули подтяжки.

– Мы приехали к мистеру Перкинсу, – отчеканил он с той холодной яростью, которая охватывает богатеев, как только им перестают лизать сапоги.

– Ой-ой, – протянул Глазастик, и наше веселье мгновенно испарилось. Пусть нам и не понравился этот надутый франт, мы показали бы себя не с лучшей стороны, проявив неуважение к друзьям или родным покойника – особенно таким милым, как эта леди.

– Боюсь, у нас для вас плохие новости, господа, – сообщил я. – Вы опоздали. Несколько дней назад мистер Перкинс стал жертвой несчастного случая.

– Жертвой несчастного случая? – переспросила женщина. Она разговаривала иначе, чем Перкинс, и совершенно точно иначе, чем Набекрень, но некоторые оттенки речи подсказывали, что она из Англии. Если дамочка была сестрой нашего бывшего управляющего, невестой или вроде того, то на мою долю выпало принести ей весьма горестную весть.

– Да, мэм, – ответил я. – Его застигла буря в прерии, и… он не вернулся. Погиб.

– О господи. Как неудачно, – проговорила женщина, но лишь с легкой тенью огорчения.