Отступая назад, я чувствовал даже некое разочарование. Как будто у ребёнка конфету отняли.

– Итак, – я сел на своё место. – Говори.

Ионо пожевал губами.

– Для начала… Я не убивал тех депутатов. И я вообще к этому делу никаким боком. Правда.

Не врёт, чёрт его побери. Но нужно держать ухо востро.

– Если я расскажу всё, что знаю, ты можешь гарантировать мне послабления?

Я едва сдержал глупую шутку, вроде: «Тебя, я гляжу, и так послабило».

– Смотря, что ты натворил и насколько можешь мне помочь. Учти, ты не спрячешься за хитрыми формулировками. Мне нужна конкретика.

– Да-да, это понятно. А мне нужны гарантии.

Ты глянь – ещё и торгуется, стервец.

– Гарантии есть. Я смогу уговорить заменить тебе расстрел пожизненным. А принимая во внимание, что ты хороший специалист, никто не станет тебя гробить в шахте. Ты же работал в Каунасе на одном из филиалов «Электроники», верно? Ну вот и будешь кодить или паять в какой-нибудь шарашке. Всё зависит от информации. Дай мне что-нибудь.

Ионо задумался на пару секунд.

– Ладно, согласен. Я, правда, солгал сначала. Как-никак, с вашим братом лучше отрицать всё, вплоть до собственного существования, а то все свои висяки свалите.

Я кивнул:

– Продолжай, – с другим подозреваемым можно было бы поиграть в справедливость, но Ионо был тёртым калачом и знал о методах Конторы не понаслышке.

– Я слышал про убийство депутатов. И кое-что ещё. Понимаю, что сказанное будет выглядеть как бред, но об этом вся Сеть шумит.

– Вся Сеть? – я скептически приподнял бровь. – Что-то я нигде ничего не слышал.

Ионо усмехнулся:

– Я говорю не о вашей Сети, а про Айсберг. Ты должен был слышать о нём.

О, да. Я слышал. Ещё как слышал. По слухам, последнее место в мире, где обитала настоящая свобода и анонимность. Это была не официальная сеть Союза, созданная для регулирования плановой экономики и предназначенная для передачи информации между серверами министерств, а нечто другое, похожее на старый добрый Интернет, только доступный лишь единицам. Там, разумеется, работали наши сотрудники, но они, в основном, просто собирали информацию, так как поймать кого-либо, умеющего шифроваться, было очень непросто.

– Да, слышал, – подтвердил я. – И что же там говорят?

– Какое-то время назад пропал один из наших. Его ники: Унгерн, Чёрный барон и, реже, Тевтонец. Перед исчезновением он говорил, что познакомился с каким-то крутым специалистом, который обещал его многому научить. Таких, мол, никогда не встречал, очень умный мужик. Чтоб ты понимал, гражданин начальник, Унгерн сам был одним из лучших, хвалил кого-то очень редко, и потому такая характеристика из его уст очень впечатляла. С тех пор пропало ещё несколько спецов. И кто-то, я не знаю кто, сделал практически невозможное: сумел хакнуть базу БАМа.

– БАМа? Того самого?

– Не того, который железная дорога, а того, который крупнейший в Айсберге магазин запрещённых штуковин. База была децентрализована и запрятана глубже некуда. Несколько десятков мелких серверов по всему Союзу, сотни физических носителей, специально написанные протоколы шифрования, ключи у разных людей, прокси чуть ли не через сотые руки, – и кто-то всё это расковырял за пару дней.

Увлекательно рассказывает, сукин сын. И не врёт.

– Мы прозвали его Разум. Пытались пообщаться, но он груб и неразговорчив. Кроме того, выйти на него очень сложно. Я знаю, почему Контора ищет хакеров: слухами земля полнится. Депутатов убили чужими руками, взяли людей под контроль через боевые имплантаты. Кроме него, никто не сможет это сделать.

Я всматривался в лицо Ионо, стараясь найти хоть малейшие признаки лжи, – и не находил.