Добежав до пульта, увидела что мигает и сигналит лампочка под надписью “Матросова 12”, схватилась за телефон.

— О, Матросова! — сказал заглянувший мне через плечо Михаил и попытался чмокнуть в шею, но я отстранилась. — Это же кругляк в паре кварталов отсюда. Давай нашим звони, а я вперед выдвинусь, обстановку проверю.

— В смысле? — обернувшись, увидела, что он как раз уже затянул ремень на штанах и присел на стул, быстро натягивая берцы прямо на босые ноги. — Разве это по правилам?

— Говорю же — это в трех минутах бегом, а наши ехать минут пятнадцать минимум будут. — беспечно дернул он широкими плечами, вскочив. — Звони давай, Жень, живо-живо!

Я набрала нужный номер, и прежде чем мне даже ответили, Сойкин нажал кнопку на пульте, включающую тревогу при открывании дверей офиса ночью, выскочил наружу.

— Усов слушает! — прозвучало в динамике, а я подскочила к двери, наблюдая, как бегущий Сойкин исчез в темноте.

— Сработка тревожки на адресе Матросова двенадцать. — отрапортовала я и добавила, — Сойкин выдвинулся на объект для разведки.

—Чего-о-о?! Да как же, для разведки! Я этому герою долбаному…— рявкнул явно в досаде Усов и сразу отключился.

И что он имел в виду? Я оглянулась на пультовую зону, поколебалась только секунду и метнулась опять в комнату отдыха оперов, начав торопливо одеваться, в процессе повторив себе еще десять раз “никогда больше” для лучшего усвоения.

Ну почему я, взрослый вроде бы человек, все равно раз за разом делаю это. То, о чем потом сожалею. То, что тут же зарекаюсь никогда не повторять. То, что имеет потом все шансы добраться до болевых точек. Неужели же настолько дура непроходимая и ничему жизнь меня не учит?

Покидать дежурному офис без крайне весомой причины типа пожара или потопа — серьезное нарушение, но разве то, что напарник по дежурству ломанулся на сработку, где может твориться черте что с голыми руками, не крайне весомый повод?

Заскочила в раздевалку, выдернула из личного шкафчика Сойкина его теплую куртку, выбежала из офиса и помчалась по одинокой цепочке его следов, оставленных в свеженападавшем снегу. Бежать и правда пришлось недолго — до конца нашего квартала, потом направо за угол и сразу стало понятно где объект на котором ЧП. На в целом темной в такое время улице ярко сиял окнами-витринами и подмигивал вывеской единственный открытый алко-маркет. И невнятно-матерный рев, что уловила на подлете подтвердил мои предположения.

Добежав, врываться в двери сразу не стала, наклонилась, заглядывая внутрь через толстое стекло между двумя блымающими светящимися полосами, сообщающими, что здесь все жаждущие могут приобрести пиво с водкой. Но толком увидеть ничего не вышло — прямо напротив этой витрины стояли три женщины, судя по одежде — двое продавцов и покупательница и они собой заслоняли почти всю перспективу.

Внутри снова грубо рявкнули и они дружно завизжали, прижавшись друг к другу. Я быстро перебежала к крыльцу и заглянула внутрь уже через стеклянную дверь.

— Вот же гадство! — прошептала, первым делом заметив стоящего ко мне спиной Сойкина с поднятыми перед собой руками с раскрытыми ладонями.

Метрах в трех от него стоял какой-то заросший, но вполне себе пристойно, даже дорого одетый тип с опухшим видать от долгого беспробудного пьянства лицом и держал громадный тесак, прямо таки мачете реальное, у шеи еще одной зареванной и измазанной кровью девушки. Агрессор явно плохо стоял на ногах и себя контролировал, поэтому заложницу уже успел поранить, судя по потекам крови на ее одежде.

На белой плитке пола слева расползлась красная лужа, что указывало еще на кого-то серьезно пострадавшего, что не попадал в поле моего зрения. Михаил говорил что-то негромко и доброжелательно, перемещаясь маленькими полушагами влево так, чтобы потихоньку обойти пьяного психа. Но тот то ли разгадал его намерения, то ли просто практически не мог реагировать и шел к своей проклятой цели, так что просто грубо дернул захваченную бедняжку на себя, затягивая в узковатый проход между двумя стеллажами с алкоголем и рявкнул: