– Не бери больше. Хуже некуда отдавать, если взять неоткуда. А долги – дело чести, не так ли? С первого числа прибудут тебе твои одиннадцать рублей. Я видела перевод денежного довольствия на госпиталь.

– Тринадцать, – автоматически отреагировал Сашка. – За специальность надбавка.

– И какая у тебя специализация? – бровь вопросительно поднялась.

Он запнулся и беспомощно улыбнулся. Очередная дыра.

– Я связист.

– Ладно, – небрежно отмахнулась, – голова имеется – думай. Я сказала – ты услышал. Пошли дальше.

У отдельно стоящего корпуса с железными решетками на окнах она нажала на звонок. Дверь тоже была стальная, с окошком-глазком. Сашка никогда не видел тюрьмы, гауптвахта не в счет, однако вид очень напоминал его представления о соответствующем учреждении. Стало любопытно, куда они пришли. На их корпусе висела соответствующая табличка с пояснениями, и на этажах тоже. А здесь – пустота.

– Кто? – спросил висящий сбоку динамик.

– Прапорщик Дмитриева, с лекарствами.

– Ничего не сказали, – неуверенно ответил голос.

– Давай открывай! Ваши звонили. А то развернусь и уйду. А благодарности тебе прилетят.

Зажужжало, и Галина толкнула дверь.

– Это со мной, – сообщила она сидевшему у входа за столом дежурному. Обычный вертухай. Ничего оригинального. Форма армейская. Одна лычка. Год на службе.

– Здесь подождет, – твердо сказал солдат. – Не положено.

– Ладно, постой, – забирая у Сашки чемоданчик, согласилась. – Не уходи.

Вертухай довольно хохотнул. Без слов понятно, шутка юмора. Дверь заперта, и без Гали не выпустит. И внутрь не пустит.

Сквозь зарешеченную дверь был виден обычный больничный коридор. В глубине двое в стандартных пижамах энергично махали руками. То ли спорили, то ли обсуждали жрачку в столовой. Издалека не разберешь. Торопливо пробежал невысокий парнишка и нырнул в туалет. Догадаться было несложно. Все корпуса строились по одному плану. В одном побывал – во втором не заблудишься.

– Закуришь? – доставая пачку из кармана, спросил Сашка.

– Запрещено, – с тоской в голосе поведал вертухай. – Спрячь. Выйдешь – на улице закуришь. Здесь… Такие суки, мля…

– Паршивая служба? – недоумевая, с сочувствием спросил. Первый раз обнаружил на входе в больничное отделение часового. У них двери просто запирали на ночь, а днем во двор или на другой этаж – никаких сложностей. Понятное дело, не во время процедур и обхода. В свободные часы.

– Хуже не бывает! Все на цырлах ходят. Хоть дедушка, хоть грач. Поверишь, возбухает кто – прямо праздник. Можно повеселиться. Навешать дурику по самое не могу. А ты с хирургии?

– Ага. Из-за речки привезли.

– Вам там весело, – позавидовал ефрейтор.

Тебя бы туда, подумал Сашка со злостью. АБМ[5] в руки – да под обстрел. Там тебе не тут. Сразу назад в скуку захочется.

Парнишка выскочил из туалета, держа руки перед собой, проскочил десяток шагов, внимательно изучил ладони, крутя туда-сюда, и, решительно развернувшись, бегом кинулся обратно.

– Чего это он?

– Руки мыть поскакал.

– А что у него с руками? Вроде красные.

– Ничего, – с удовольствием сообщил вертухай. Ему явно не так часто выпадала возможность потрепаться, и он был рад слушателю. – Самые обычные руки. Правда, если тереть долго, еще и не такими красными станут. Иногда до крови раздирает. И это еще хуже. Ему ведь все отмыть хочется. Кровь отмыть, – видя недоумение Сашки, пояснил. – Ему кажется, руки грязные. Не отмывается. С утра до вечера трет. А так безобидное чмо. Тихий.

– Так это дурка? – дошло до Сашки.

– А ты думал, секретная база! – ефрейтор обрадованно заржал. – Нет. Здесь шизанутых держат. Или с серьезными черепно-мозговыми нарушениями. Осколок в башку прилетит – и привет. Хотя по-разному бывает. Одного привозили, представляешь, насквозь мозги пуля прошла. А он нормальный. Видимо, вполне способен обходиться без этого, – вертухай постучал себе по голове.