Никто не может отрицать большой вклад Вселенского Константинопольского Престола в единство Православной Кафолической Церкви в правой вере, устроении и любви. Почти все Вселенские Соборы созывались, при содействии того или иного императора, либо в самом Константинополе, либо в городах церковной юрисдикции Вселенского Патриархата[5], что продемонстрировало исключительный церковный авторитет Престола царствующего града. Также несомненен факт, что Церковь Константинопольская всего более просияла исключительным авторитетом архиепископов и патриархов, занимавших некогда Патриарший Престол, как то: Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Нектария, Прокла, Тарасия, Никифора, священного Фотия и многих других. Также Константинопольская Церковь просияла высоким духовным уровнем своего клира, мощным свидетельством своих центров монашества – таких, как славный и знаменитый Студийский монастырь – и величайшим вкладом в церковную, духовную, социальную и культурную жизнь царственной столицы и всего Православия.
Но было бы большим упущением, если бы мы забыли подчеркнуть и величайший миссионерский подвиг, понесенный Вселенским Константинопольским Патриархатом.
28-е правило Четвертого Вселенского Собора определило юрисдикцию Константинопольского Престола не только в его пределах, но и вне этих пределов: она простиралась не только на Асийский, Понтийский и Фракийский диоцезы, но и на «варварские земли», т.е. за пределы административной структуры Византийской империи, намечая тем самым будущие перспективы ответственности Вселенского Престола за миссию[6]. И в самом деле, «по завершении эпохи иконоборчества нашло свое поразительное воплощение миссионерское сознание Вселенского Престола, который покрыл отменно организованными миссиями все неохватное пространство от Центральной Европы до Волги, от Балкан до Балтийского моря… Вся Центральная и Восточная Европа стала живым участником в потрясающем духовном тайноводстве – религиозном, культурном и социальном подвиге Византийской миссии»[7].
В этом подвиге получила свое основание и развитие новая идентичность народов Восточной Европы, а Вселенский Патриархат явил себя Матерью-Церковью всех этих новых Поместных Церквей. Именно этим Церквам была постепенно передана почти целиком богатейшая культурная традиция Византии: «Все народы, поднявшиеся от Центральной Европы до Каспийского моря и от Балкан до Балтики, познали христианскую веру благодаря миссионерской активности Вселенского Патриархата и пережили опыт веры через духовное окормление от Матери-Церкви»[8]. С особым уважением и глубочайшим почтением мы относимся к священной памяти и всех прежних предстоятелей, архиепископов и патриархов, просиявших на Вселенском Престоле царствующего града своей жизнью и трудами.
И неизменно каждый Вселенский Патриарх понимал «первенство», вверенное ему Вселенскими Соборами, как «первенство чести», а не как «первенство власти»; он понимал его как «первенство ответственности и служения» во имя единства Церкви в правой вере и любви. Как Предстоятель Первого Престола Православной Кафолической Церкви, каждый Вселенский Патриарх имел, имеет и будет иметь каноническое право:
1) почетного председательства среди всех Православных автокефальных Церквей в качестве «первого среди равных» (primus inter pares);
2) координации Православных Церквей по критическим вопросам, представляющим межправославный интерес;
3) выражения и осуществления тех решений, которые были приняты по итогам Всеправославного Собрания, или Синаксиса Православных Предстоятелей;
4) предоставления автокефалии и автономии, на условии согласования и одобрения со стороны остальных Православных автокефальных Церквей – и, наконец,