Отдать решаюся в печать,
А там посмотрим… как узнать —
Быть может, много напишу я…
Теперь же – хоть стыдненько мне —
Но прежде нежели простимся…
Книгопродавец
Узнать хотите о цене?
И дело! Мы уговоримся,
А там и с Богом!..
Автор
Решено!
Да! Вот забыл ещё одно:
Оберточку уж попестрее —
Да не мешал бы и виньет —
Такая книжка ведь скорее
Себе читателей найдёт.
Смеётесь вы? Да, уверяю,
Что я в Москве примеры знаю.
Иной умом почти осёл,
Но чувствуя в себе охоту
К красивенькому переплёту,
И библиотеку завёл[20].

Хочу подчеркнуть, что М.И. Воскресенский пародировал, по существу, мистифицированное вступление Пушкина к первой главе «Евгения Онегина», которое публиковалось лишь в самом первом издании этого произведения в 1825 г. и в дальнейшем никогда не повторялось и не тиражировалось. Не желая привлекать внимание современных читателей к мистификаторским способностям Пушкина, даже такой квалифицированный комментатор текста пушкинского произведения, как Ю.М. Лотман, ограничивается по этому поводу лишь краткой и довольно невразумительной ремаркой[21].

А вот IV и V строфы из третьей главы «Евгения Вельского», которые их автор посвятил луне:

Луна! О ней уж сколько пели
В эклогах, одах и во всём.
Её на лире и свирели
Мы и теперь ещё поём.
Она – урочный час свиданий,
К ней куча приторных посланий,
И чуть уж сел кто у окна,
Глядишь – и выплыла луна!
О ночи бедное светило!
Уж кто тебя не тормошил?
Кому твой луч уж не светил?
Кто не взывал к тебе уныло!
И живописец и поэт —
Все любят твой приятный свет.
Ты пребогатое сравненье
Для всех унылых героинь,
Затейливое украшенье
Лугов, лесов, долин, пустынь.
А сколько видов ей: кровава,
Томна, печальна, величава,
Скромна, задумчива, бледна,
Подчас глупа, подчас красна,
Порой отрада в грустной доле,
Ну, словом, бедную луну,
Хотя всё ту же и одну
Мы все коверкаем по воле,
И каждый автор, как портной,
Даёт ей цвет свой и покрой[22].

Высокое поэтическое качество приведенных онегинских строф, посвященных луне, не стал бы отрицать, вероятно, и сам Пушкин. Несомненно также, что М.И. Воскресенским была предпринята попытка не только пародировать пушкинский текст, но и, по словам И.Н. Розанова, попытка дать «собственную вариацию на новую, выдвинутую Пушкиным тему: история современного молодого дворянина на фоне быта»[23]. Бесспорно и то, что автор «Евгения Вельского» поставил перед собой весьма нелегкую задачу – творчески (то есть исключительно поэтическими средствами) поколебать складывавшийся в те годы литературный культ Пушкина.

Таковы были результаты моих первых вторжений в область пушкиноведения, где я постепенно начал и ориентироваться, и осваиваться. Привлекая в своей работе материалы двух солидных московских библиотек и доступное мне пространство интернета, я довольно быстро накапливал нужный материал, но чем больше приобщался к изучению «литературных реакций» на пушкинский текст «Евгения Онегина», тем больше осознавал трудоемкость той работы, которую мне предстояло выполнить. Гнетущее ощущение масштабности и сложности стоящей предо мной задачи еще более усилилось после знакомства с одним из оригинальных тематических сборников, приуроченных, как повелось в нашей стране, к очередному пушкинскому юбилею. Сборник, называвшийся «Судьба Онегина», включал в себя тексты наиболее известных подражаний, пародий и продолжений пушкинского романа в стихах[24]. Внимательно изучив содержание этого сборника, я мог вскоре назвать имена и фамилии уже более трех десятков отечественных литераторов (не только профессионалов, но и любителей), которые в разное время и с разным успехом пытались дописать, пародировать либо представить собственную стилизацию текста пушкинского «Евгения Онегина».