Может возникнуть впечатление, что Хайдеггер категорически выступает против коммуникации, что он закоренелый субъективист и враг науки и цивилизации. К сожалению, 90 процентов пишущих о Хайдеггере спешат сделать такие выводы. И в этом необходимо разобраться, так как дальнейший ход нашей работы всецело подчинен вопросу о взаимоотношении индивида и общества. Это центральная проблема для экзистенциальной психологии.

Во-первых, Хайдеггер не выступает против коммуникации. Напротив, он говорит, что она неотъемлемая и изначальная структура бытия в мире. Во-вторых, Хайдеггер даже не оценивает коммуникацию негативно, так как, в общем-то, нелепо бороться с тем, что неизбежно есть. Все термины: болтовня, любопытство, падение и др., – по его же собственному замечанию, не носят негативного смысла. Это вещи, среди которых мы неизбежно живем, и нужно называть их своими именами. То же относится к науке и технике, коль скоро они происходят из совместной заботы. Хайдеггер вообще не критикует их, он лишь выступает за то, чтобы им не придавали абсолютного значения, как это происходит в современной цивилизации. Когда истоки науки и техники не осмыслены, то их либо бездумно критикуют, либо столь же бездумно приветствуют. И тем и другим способом человек привязывается к ним, а, согласно Хайдеггеру, задача человека состоит в том, чтобы обрести отрешенность от них. «Мы можем пользоваться техническими средствами, оставаясь при этом свободными от них, так, что мы сможем отказаться от них в любой момент. Мы можем использовать эти приспособления так, как их и нужно использовать, но при этом оставить их в покое как то, что на самом деле не имеет отношения к нашей сущности. Мы можем сказать “да” неизбежному использованию технических средств и одновременно сказать ”нет”, поскольку мы запретим им затребовать нас и таким образом извращать, сбивать с толку и опустошать нашу сущность» [25].

Упрек Хайдеггера в субъективизме также несправедлив. «Субъект» – это как раз тот, кто осваивает мир «объектов» с помощью науки и техники, всецело положившись на них. «Субъект» – слово, введенное в оборот Декартом, родоначальником науки Нового времени. Хайдеггер же предпочитает говорить не о субъективности, а об уединенности, а это абсолютно разные вещи. Быть уединенным – не значит уйти от публичности в изгнание (в таком бегстве публичность все еще властвует над человеком, хоть и негативно). Быть уединенным – значит не отдавать свою сущность под власть Das Man. Полное подпадение под власть Das Man и рассматривается как самое болезненное состояние. Хотя с точки зрения какого-либо направления в психологии такое существование может показаться самым здоровым. Еще бы! Человек успешно общается, успешно обустраивает свои дела, не имеет «проблем». Бытие в качестве Dasein, наоборот, насквозь озабочено проблемами. Для одинокого мыслителя все становится проблемой, и прежде всего проблемой является само бытие. Постигать мир как тайну – вот существование в уединенности, противоположное существованию по способу Das Man.

Выше уже отмечалось, что бытие по способу Das Man – это бытие в круговороте: от растворения в социальности до противостояния ей. Этот маятник постоянно качается, и в этот круговорот попадает буквально каждый человек. Лишь совсем немногие, великие люди, участвуя в этом круговороте, сохраняют при этом свою уединенность. Она не имеет отношения к Das Man, и вычислить, с точки зрения Das Man, того, кто обладает этой уединенностью, невозможно. В публичности этот человек может выглядеть равным образом и как преуспевающий, умеющий общаться разумный человек, каковыми, например, были сам Хайдеггер или другие философы, поэты, музыканты (Гегель, Гете, Вагнер), и как рассеянный, неуклюжий, даже безумный (Ницше, Гельдерлин, Шуман, Ван Гог). Водораздел между здоровыми и больными пролегает не внутри Das Man, не между разумом и безумием, не между наличием проблем в общем и их отсутствием, а между Dasein как уединенностью, имением отношения к бытию и Das Man как полной потерянностью в публичности и в сущем. Самым великим все равно, кто из них был кем с точки зрения публичности, они понимают друг друга, узнают друг друга через века и ведут свой исторический разговор (так Хайдеггер всю жизнь читал «безумных» Ницше и Гельдерлина и свои произведения писал как послание «будущим, немногим, редкостным»). Этот исторический разговор, который Хайдеггер называет собеседованием, и есть истинная «коммуникация». И напротив, человек бытийствующий всецело по способу Das Man может сидеть бок о бок с «великим», общаться, болтать и так и не узнать и не понять его. Он даже спустя какое-то время, узнав о том, с кем общался, будет недоумевать: что в этом человеке такого особенного?