Никаких признаков борьбы на лице мистера Дэнби не отразилось, но его глубоко посаженные, близко поставленные глаза слегка заблестели.

– Я был бы очень рад, но тут дело… гм-м… ну, совести, если хотите. Я не преследую этого человека. Я только его увольняю, вот и все.

Дезерт пожал плечами:

– Что ж, прощайте! – и вышел.

У дверей Майкл изнывал от неизвестности.

– Ну как?

– Ничего не вышло. Старый хрыч чересчур справедлив.

Майкл взъерошил волосы.

– Подожди в моей комнате пять минут, пока я скажу этому бедняге, а потом пойду с тобой.

– Нет, – сказал Дезерт, – мне в другую сторону.

Не то, что Дезерт шел в другую сторону – это часто с ним бывало, – нет, что-то в звуке его голоса, выражении лица не давало Майклу покоя, пока он спускался вниз, к Бикету. Уилфрид был страшный чудак – вдруг совершенно неожиданно замыкался в себе.

Спустившись в «преисподнюю», Майкл спросил:

– Бикет ушел?

– Нет, сэр, вот он.

Действительно, вот он – его потертое пальто, бледное, изможденное лицо с несоразмерно большими глазами, узкие плечи.

– Очень жаль, Бикет мистер Дезерт был там, но ничего не вышло.

– Не вышло, сэр?

– Держитесь молодцом, где-нибудь устроитесь.

– Боюсь, что нет, сэр. Ну спасибо вам большое, и мистера Дезерта поблагодарите. Спокойной ночи, сэр, счастливо оставаться!

Майкл посмотрел ему вслед – он прошел по коридору и исчез в уличной мгле.

– Весело! – сказал Майкл и рассмеялся…

Естественные подозрения Майкла и его старшего компаньона, что Бикет сочиняет, были безосновательны: и про жену, и про воспаление легких он сказал правду. И, шагая по направлению к Блэкфрайерскому мосту, он думал не о своей подлости и не о справедливости мистера Дэнби, а о том, что же он скажет жене. Конечно, он ей не признается, что его уличили в краже; придется сказать, что его выгнали за то, что нагрубил заведующему; но что она теперь о нем подумает, когда все зависит именно от того, чтобы не грубить заведующему? Странная вещь – его чувство к ней: изо дня в день он приходил на работу в таком состоянии, словно половина его нутра оставалась в комнате, где лежала жена, а когда наконец доктор сказал ему: «Теперь она поправится, но она сильно истощена, надо ее подкормить», – страх за нее привел его к твердому решению. В следующие три недели он спер восемнадцать экземпляров «Медяков», включая и те пять, которые нашли в его кармане. Он таскал книгу мистера Дезерта только потому, что она здорово шла, и теперь жалел, что не схватил еще чью-нибудь книжку. Мистер Дезерт оказался очень порядочным человеком. Бикет остановился на углу Стрэнда и пересчитал деньги. Вместе с двумя фунтами, полученными от Майкла, и жалованьем у него было всего-навсего семьдесят пять шиллингов.

Зайдя в магазин, он купил мясной студень и банку сгущенного супа, который можно было развести кипятком. С набитыми карманами он сел в автобус и сошел на углу маленькой улочки на южном берегу Темзы. Они с женой занимали две комнатки в нижнем этаже за восемь шиллингов в неделю, и он задолжал уже за три недели. «Лучше уплатить: хоть крыша над головой будет, пока жена не поправится». Ему легче будет сообщить ей о потере работы, показав квитанцию и вкусную еду. Какое счастье, что они поостереглись заводить ребенка!

Он спустился в подвал. Хозяйка стирала белье, но остановилась в искреннем изумлении перед такой полной и добровольной расплатой и справилась о здоровье жены.

– Поправляется, спасибо.

– Ну, я рада за вас! Наверно, у вас на душе полегчало.

– Еще бы! – сказал Бикет.

Хозяйка подумала: «Худ как щепка, похож на невареную креветку, а глазищи-то какие!»