Жаркий летний день. На голубом небе отдельные красивые белые облака. Но вот одно облако начинает расти вверх, его нижняя часть начинает темнеть, и разверзается проливным дождем с громами и молниями. Вылило облако на Лахту ушат воды и растаяло. Лужи, ручьи, но земля не успевает раскиснуть, и весело было нам в одних трусах под дождем и после дождя бегать по этим теплым летним лужам. В Итальянских рассказах Горького прочитал я о Пеппе, как он использовал брюки богача («если от многого взять немножко, то это не кража, а просто дележка»). Я взял старые маломерные брюки дяди Вячика и надел их штанинами на руки – мне очень понравилось в таком наряде бегать по лужам при после дождевой прохладе.

Наслушался я разговоров взрослых о белых ночах, и однажды в день летнего солнцестояния, завернувшись в одеяло, просидел всю «белую» ночь на крыльце. Еще засветло исчезли люди со двора, постепенно погасли огни в домах, ведь завтра людям утром на работу, хоть при белых, хоть при черных ночах. Небо на севере теряет розовый оттенок заката, который поглощается сумеречной синевой. На фоне этой сиреневости четко вырисовываются зубцы елей ольгинского леса. Пытаюсь читать, но у меня с одной стороны стена, а над головой крыша крыльца и читать не удается. Сиреневость над лесом светлеет, и вечерние сумерки перешли в утренний рассвет. Люди еще спят, пошел спать и я.

Ещё до начала купания, как сойдет снег, много времени проводили на взморье. Песчаное раздолье, никого нет – мы одни. Как-то в этом возрасте прибрежное совхозное поле засадили картошкой. Мы эту картошку из земли извлекали и пекли в костре. За все время, может, с десяток картошин извлекли – это было продолжением игры. Занятия и развлечения на холодном весеннем пляже разнообразны, но вот запомнилось, что жгли костер, в котором нагревали гранитные булыжники и затем их разбивали холодными камнями. Очень красивы свежие разломы гранита, да и удаль проявить нравилось – камень расколоть.

С началом сезона купания – тьма народу. Ведь Лахтинский пляж – ближайший к городу. И берёзовая аллея вела специально к пляжу, а берёзы вдоль аллеи были уже столетние, т. е. ещё в середине Х1Х века пользовались пляжем… интересно… купались? Что в конце века купались, и на Черное море ездили, об этом я читал, но в середине века…. В литературе пишется о купальнях в барских усадьбах, а чтобы на открытом взморье – но ведь аллея к пляжу была! Значит, в Питере уже купались.

Мы на взморье специально не купались и не загорали. Мы в одних трусиках целый день играли. Строили парусные кораблики, ловили плывущие палки, привязывали их к корабликам и буксировали «плоты» к берегу. На берегу жгли костры, строили города. Подходящие дрова относили домой – дама и летом нужны были дрова для приготовления еды.

В воде ловили пескарей. Вода такая прозрачная, что видна каждая песчинка. А однажды мне довелось прокатиться на лодке (лодки были только в рыболовецкой артели). Мы плывем, и я на что-то обиделся и прыгнул с лодки. Мне казалось, что мелко – дно как на ладони. Прыгнул… и с головой, но к этому времени я уже немного держался на воде.

А когда я побывал на Лахте в 1977 году и пошёл на берег, чтобы показать Егору, Тане и Рите прекрасное взморье, то увидел пустой пляж, почти заросший травой и камышом и грязно серую воду. Застраивалось болото, с которого вода стекала в залив.

Купаться мы ходили не только на взморье, иногда ходили на речку в разливы среди камышей, или в её устье за железнодорожным мостом, где было глубоко – именно там мы учились плавать. Критерием было – переплыть речушку. Народа там было всегда много, много именно взрослых, потому, что это было единственное глубокое место на Лахте и, естественно, поэтому там часто тонули. Утопленников вылавливали в устье речки, которое было рядом с местом купания.