Государство, в силу тех условий, в которые ставятся его интересы в международном общении государств, в силу сознания своих обязанностей по отношению к другим культурным государствам, не может оставаться безразличным к лицам, учинившим где-либо преступное деяние и бежавшим на его территорию. …

Осуществление этой обязанности может быть двоякое: или государство само накажет этих лиц, или же передаст их для суда в другое государство, имеющее на то право. Таким образом, выдача есть такой же юридический институт, в котором проявляется карательная правоохрана государством юридических благ, как и суд за преступные деяния; в этом смысле выдача есть дополнение права суда. …

Выдача, как институт юридический, должна покоиться на положительных правоосновах. … Этими основами не могут быть только законы отдельного государства, так как речь идет о взаимных юридических основаниях двух государств, а такую же роль играют договоры или трактаты. Впрочем, современная международная практика указывает рядом с трактатами другое, так сказать, обычное основание выдачи, взаимность»^>88.

В доктрине уголовного права XIX – начала XX вв. в целом анализировались два аспекта рассматриваемой проблемы: во-первых, кто мог подлежать выдаче (объект выдачи), во-вторых, за какие преступления допускается выдача. Причем надо заметить, что первый аспект предполагает либо политическое решение вопроса, либо сугубо юридическое. Политическое решение предполагает один из трех возможных вариантов:

а) выдача подданного страны, которой предъявлено такое требование;

б) выдача подданного страны, требующей выдачи;

в) подданного третьего государства.

Россия всегда придерживалась позиции, которая не допускала выдачи своих подданных другому государству^>89. Вторая ситуация не содержит никаких ограничений, не зависящих от свойств их деяний, не предусматривает. Третья ситуация рассматривает выдачу не обязательным, а факультативным актом.

В соответствии с юридическим подходом к проблеме «выдача может относиться только к лицам, учинившим преступное деяние только за границей; ни в коем случае не может быть предъявлено нам требование о выдаче иностранца, учинившего преступление на нашей территории и не пользующегося экстерриториальностью; государство места учинения может, не наказывая такого иностранца, выслать его за свои пределы, но право высылки не тождественно с обязанностью выдачи»^>90.

Таким образом, в доктрине считалось аксиоматичным положение, согласно которому выдаче могло подлежать лишь лицо, совершившее деяние, признаваемое преступным как по законам государства, требующего выдачи, так и по законам страны, к которой это требование предъявлено.

Круг преступлений, совершение которых может обусловить постановку вопроса о выдаче преступника, устанавливается по одной из двух систем: первая предполагает использование так называемого перечневого метода, иначе говоря, в межгосударственных договорах дается полный перечень деяний, по которым возможна выдача; вторая система формируется за счет выделения общих признаков (критериев), характеризующих преступления, по которым возможна выдача, например, минимальное наказание в виде лишения свободы, отнесение деяния к определенной группе преступлений и т. д.

Советское уголовное уложение не содержит норму о политическом убежище^>91. В литературе подчеркивается, что в древние времена существовало право убежища внутри государства (Jussoli). Так, места, используемые для богослужения (церкви, монастыри и т. п.) считались священными и недоступными для светской власти. Укрывшийся в таком месте считался под покровительством самого Бога; церковь, как правило, не выдавала преступников светской власти, если же она и делала это, то не иначе, как с условием не подвергать выданного смертной казне.