На борисовском этапе советско-польских переговоров (январь-июнь 1920 г.) вероятность достижения мира между сторонами рассматривалась только при выполнении следующих условий: 1) признание независимости и восточных границ Польши странами Антанты; 2) возвращение культурно-исторических ценностей и реквизированных капиталов; 3) выплата компенсации жителям Польши за утрату имущества; 4) признание права оптации; 5) демобилизация Красной Армии; 6) получение согласия на создание нейтральной зоны, в которую входили бы земли, которые находились на восток от Двины и Днепра. С. Галомбинский считал, что сам факт обмена дипломатическими нотами с Советской Россией можно расценивать исключительно как «польскую ласку». Дальнейшее продолжение мирных переговоров он рассматривал как «яркое проявление слабости Польши». Переход войск Красной Армии в активное наступление в июле-августе 1920 г. привел к возникновению ситуации жестокой политической конфронтации между бельведерским лагерем и эндеками. Неоднократно озвучивался план отклонения Ю. Пилсудского от дел внешнеполитических отношений. «Чудо на Висле» незначительно изменило настроения народных демократов. Они настаивали на уточнении целей войны, что отчетливо было видно на заседаниях Совета обороны государства, коалиционного органа управления, созданного 1 июля 1920 г. для повышения обороноспособности страны. Несмотря на достаточно добродушные отношения к вопросу заключения союза между Польшей и монархическими кругами, к вопросу сближения с П. Н. Врангелем отнеслись резко негативно. Так как считали, что ни одна российская политическая сила не гарантирует для Польского государства более выгодные границы, чем большевики. В то же время, когда представители Советской России сообщили дипломатам Польши, что предоставят им широкие территориальные уступки, дело российско-польского сотрудничества перестало быть настолько актуальным. После подписания Прелиминарного мирного договора 12 октября 1920 г., эн деки настаивали на быстрейшем заключении окончательного мира. Несмотря на тот факт, что этот дипломатический документ не был признан странами Антанты и США (это произошло только на Генуэзской конференции в 1922 г.), представители народных демократов рассматривали его как возможность стабилизации экономической и политической ситуации в стране, что может благоприятным образом сказаться на проведении плебисцита в Верхней Силезии.

Раздвоенность общественно-политической мысли, непоследовательность, а в некоторых случаях нелогичность, сказывались на политике польской стороны на белорусских землях. Это было заметно уже на начальной стадии советско-польских переговоров (ноябрь 1918 г. – май 1919 г.), во время направления специальной миссии А. И. Венцковского. Лидеры национал-демократических кругов страны рассматривали вероятность начала дипломатических отношений с Советской Россией только для решения вопросов гуманитарной проблематики (дела Регентского Совета, убийства российской делегации общества Красного Креста). Деятели, объединенные вокруг бельведерского лагеря и личности Ю. Пилсудского, рассматривали упомянутую миссию только как прикрытие военных акций Польского государства. Однако между двумя направлениями польской идейно-политической мысли было много чего общего. Во-первых, как представители федералистического лагеря, так и инкорпорационисты настаивали на создании сильной и процветающей Польши, которая будет иметь устойчивую, обороноспособную границу на востоке, наилучше за неё принять уже созданную линию бывшей немецких окопов. Во-вторых, наблюдалась определенная взаимоподчиненность лозунгам большевиков о праве наций на самоопределение, что заставляло оказывать поддержку национальным движениям на территории бывшего Великого княжества Литовского, манипулирование и заигрывание с белорусским национальным движением, в том числе и идея сотрудничества местных политических сил со структурами Генерального комиссариата восточных земель.