Естественно, что при обсуждении содержания политического отчета ЦК на предстоящей партийной конференции возникли оживленные споры по вопросу о том, кто виноват в варшавском поражении. Ленин и Сталин полагали, что виноват не ЦК, а военное командование, которое слепо ринулось выполнять приказ. По мнению Троцкого, «военное командование тут совершенно ни при чем. Оно получило от правительства приказ взять Варшаву и должно было ее взять». Преображенский высказался в том смысле, что виноваты и ЦК, и военное командование, которые ошиблись в своих расчетах. Бухарин «настаивал, что политической ошибки не было. Общая линия на переход от обороны к наступлению взята правильная, и борьба еще не кончилась». Однако предложение Преображенского «назначить следственную комиссию по поводу нашего поражения под Варшавой» было отклонено, как и предложение Ленина пригласить на заседание партконференции, на котором будет обсуждаться политический отчет ЦК, главкома и начальника Полевого штаба РККА. Также Пленум отклонил предложение Троцкого, Бухарина и Сталина отказаться от прений по политическому отчету ЦК РКП(б) на предстоящей партийной конференции[292].

Однако основная дискуссия разгорелась на проходившей 22–25 сентября 1920 г. IX конференции РКП(б). Стараясь смягчить шок от поражения, Ленин построил политический отчет ЦК партии в духе обсуждения общего международного положения в связи с походом Красной армии на Варшаву. Он признал, что поскольку «мы потерпели… гигантское, неслыханное поражение», значит, была допущена ошибка либо в политике, либо в стратегии. Однако ЦК решил не вдаваться в подробности – «пусть [загадки] прошлого решают историки, пусть потом разберутся в этом вопросе». Может быть, заявил Ленин, следовало принять ноту Керзона и получить Восточную Галицию, что стало бы важной базой для действий в Центральной Европе. Возможно, «это была политическая ошибка, за которую отвечает ЦК вообще, и за которую каждый из нас берет на себя ответственность». Поэтому «комиссию по изучению условий наступления и отступления мы создавать не будем. Чтобы изучить этот вопрос, у нас нет на это сил. У нас сейчас ряд других вопросов, которые требуют немедленного решения». Для того чтобы избежать еще одной зимней кампании, следует замириться с Польшей и разбить Врангеля[293].

Столь же обтекаемым был и доклад Троцкого, который также акцентировал внимание на том, что поход на Варшаву – «это большая попытка прощупать врага» и, если получится, советизировать Польшу. Отметив, что местное население на линии Западного Буга в лучшем случае нейтрально отнеслось к приходу советских войск, председатель РВСР обосновывал необходимость похода к Висле стремлением получить поддержку со стороны польского пролетариата. «Вопроса о том, где остановиться, в ЦК даже и не было». Однако быстрое продвижение войск при слабо работающем тыле и практически без пополнения привело к тому, что «человеческий материал пришел в состояние некоторого гипноза, или сомнамбулизма». В этих условиях контрудар противника привел к одной «из величайших катастроф, которые когда-либо мы переживали на наших военных фронтах. Это бесспорно».

В прениях по докладам выступавшие представители армейских парторганизаций с фронтов, как правило, требовали расследования деятельности Главного командования, а представители тыловых парторганизаций выступали против, ограничиваясь констатацией факта ошибки. В своем выступлении Сталин напомнил, что решение о продолжении наступления на Варшаву принималось ЦК на фоне трех основных факторов: 1. Нота Керзона, 2. Революционное движение в Европе и 3. Наши успехи на фронтах. Запросив фронты о состоянии войск, Москва получила ответ, что 16 августа будет взята Варшава. На этом основании ЦК принял революционное и вполне логичное в политическом плане решение продолжить наступление. Однако неверные стратегические посылки привели к катастрофе. В своем заключительном слове Троцкий, конечно же, напомнил Сталину, что и РВС Юго-Западного фронта присылал в Москву оптимистические телеграммы.