– Еще чего! – возмутился Геннадий.

– А что? – вмешался милиционер. – Мне один раз женщина прямо на улице предложила, да сейчас все может быть, товарищи!

– Ну, хватит, – говорю я. – Моя жена никогда себе такого не позволяла и не позволит.

– Откуда вы знаете? – удивился завмаг. – Да вы только посмотрите на нее!

– Я вам щас так посмотрю, – говорю я, а меня трясти начинает.

– Товарищ Пронькин, – обращается милиционер к Геннадию, – заплатите за зеркало и можете быть свободны.

– Да у меня денег-то таких нет, – говорит Геннадий, разглядывая квитанцию.

– А что ж вы тогда по магазинам-то шатаетесь? – начал возмущаться завмаг.

– Я заплачу, – говорю я.

– А вы, товарищ Калгушкин, – говорит милиционер, – заплатите за рубашку. Хорошая ведь рубашка, – он начал вертеть ее в руках, а у нее рукава оторваны и пуговиц нет. – Вы шить-то хоть умеете? – спрашивает он у Гали.

– Нет, – тихо отвечает она.

– Да давайте моя Зина пришьет рукава, – вдруг говорит Геннадий. – Она же на швейной фабрике работает.

– У вас прекрасная жена, товарищ Пронькин, – говорит милиционер, – что же вам не хватает-то я не пойму? А вам, гражданка Калгушкина, – он посмотрел на Галю, – нужно задуматься. Вы замужняя женщина и эту связь с товарищем Пронькиным нужно немедленно прекратить!

– Да-да! – поддакивает завмаг. – Это, по крайней мере, безнравственно!

– Не вам судить, – говорю я.

– Валера, – всхлипывает Галя.

Отдал я рубашку Геннадию, пусть думаю, Зина рукава пришьет, да он ее носит. Пришли с Галей в кассу, а у меня денег не хватает. Галя свой кошелек протягивает, а сама плачет, слезы прям льются.

Заплатили мы за ущерб, едва до дома дошли, а у меня лицо распухло, глаз даже не видно. Галя вокруг меня бегает, Валерочка говорит, а я не пойму, как она могла?

– Галя, – говорю, – хочешь, я перед тобой по пояс буду голый ходить?

– Да ты что? – пугается Галя, а сама примочки на глаза мне прикладывает.

– Ну, тебе же нравится, – говорю я. – И Геннадия ты позвала рубашку померить, чтобы на мышцы на его взглянуть.

– Да зачем мне его мышцы? – удивляется она. – Я подарок тебе купить хотела. Искала, искала, а тут рубашки такие красивые, и под цвет твоих глаз, – она тяжело вздохнула. – Смотрю, мужчина вроде такой же, как ты в плечах, я и попросила его примерить. А тут ты откуда-то взялся….

А я то трусы Гале хотел купить. Кружевные…

Всё-таки интересно как жизнь зародилась? Меня, к примеру, волнует этот вопрос, а спросить не у кого. Я Галю спросил.

– Галя, – говорю, – как жизнь-то на земле зародилась?

А Галя посуду моет, ей разве до этого?

– Ой, – говорит, – Вася, так она зарождалась, что не знаю! Сначала вода была, над водою пар стоял три недели. Потом когда пар развеялся, все увидели, что там труба и из трубы дым валит, вызвали пожарных, оказалось, что это ракета. Из нее вышли инопланетяне, и таким образом все и зародилось! Сходи в магазин, колбасы охота!

Я в магазин сходил, конечно, но на собрании решил этот вопрос задать. Думаю, грамоты раздадут, Федор Афанасьич как всегда спросит, мол, какие у кого вопросы, товарищи? Я тут же и спрошу. А нельзя жить в неведении.

Пришли мы на собрание, сели, сидим. Я думаю, скорей бы грамоты раздали, да я бы вопрос свой задал. А Федор Афанасьич тезисы читает, графики чертит, а мне-то узнать охота. А как жить и самого главного не знать? Наконец, нам грамоты раздали, руки пожали.

– У кого какие вопросы? – спрашивает Федор Афанасьич.

Тут я, конечно, вскочил, а сам волнуюсь. Прям, чувствую, пятнами покрываюсь. А спросить всё равно надо.

– Как, – говорю, – жизнь на земле зародилась?