Отношение СССР к Германии было сформулировано 23 февраля 1942 года в приказе Народного комиссара обороны № 55: «Иногда болтают в иностранной печати, что Красная армия имеет своей целью истребить немецкий народ и уничтожить германское государство… У Красной армии нет и не может быть таких идиотских целей… Очень вероятно, что война за освобождение советской земли приведет к изгнанию или уничтожению клики Гитлера. Мы приветствовали бы подобный исход. Но было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остаются…»[61]

Через год, в канун очередной годовщины революции, 6 ноября 1942 года И. Сталин подтвердил основные положения этого приказа: «У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить Германию, ибо невозможно уничтожить Германию, как невозможно уничтожить Россию. Но уничтожить гитлеровское государство можно и должно»[62].

Особый интерес на Западе вызывала судьба послевоенной Польши. В 1939 году страна потеряла государственность в значительной степени по причине сложных, временами враждебных отношений с Советским Союзом. 4 мая 1943 года на вопрос корреспондентов The New York Times и The Times «Желает ли Правительство СССР видеть сильную и независимую Польшу после поражения гитлеровской Германии?» И. Сталин ответил, что, «безусловно, желает». Отношения между Польшей и СССР, добавил он, должны базироваться «на основе прочных добрососедских отношений и взаимного уважения или, если этого пожелает польский народ, на основе союза по взаимной помощи против немцев как главных врагов Советского Союза и Польши»[63].

Данные заявления делались в период кровопролитных оборонительных сражений на советской территории. Стратегическая инициатива находилась у немецкой армии, и предсказать исход войны было невозможно.

Если слова И. Сталина были вызваны критическим положением страны и не отражали реальных целей СССР, то изменение ситуации на фронте должно было привести к изменению содержания и тональности новых заявлений.

После победы под Курском, в середине лета 1943 года, стратегическая инициатива окончательно перешла к Красной армии, вступление ее в Европу и разгром Германии стали вопросом времени. В новой ситуации тональность советских заявлений в отношении оккупированных стран не изменилась. В докладе в честь 26-й годовщины революции 6 ноября 1943 года И. Сталин сказал: «Победа союзных стран над гитлеровской Германией поставит на очередь дня важные вопросы организации и воссоздания государственной, экономической и культурной жизни европейских народов. Политика нашего правительства в этих вопросах остается неизменной. Вместе с нашими союзниками мы должны будем:

1) освободить народы Европы от фашистских захватчиков и оказать им содействие в воссоздании своих национальных государств, расчлененных фашистскими поработителями…

2) предоставить освобожденным народам Европы полное право и свободу самим решать вопрос об их государственном устройстве…»[64]

Отношение советского руководства к союзникам Германии было сформулировано в приказе Верховного Главнокомандующего в честь 1 мая 1944 года: «У Румынии, Венгрии, Финляндии и Болгарии есть только одна возможность избегнуть катастрофы: разрыв с немцами и выход из войны. Однако трудно рассчитывать на то, что нынешние правительства этих стран способны порвать с немцами. Надо полагать, что народам этих стран придется самим взять в свои руки дело своего освобождения от немецкого ига…»[65]