Однако критика ведомственности сохранялась по отношению к административному аппарату. Советские и партийные учреждения постепенно должны были стать свободными от ведомственности. Борьба с ведомственностью была борьбой исключительно с аппаратной бюрократией. В мае 1929 года на XIV Всероссийском съезде Советов председатель СНК СССР А. И. Рыков прямо заявил о монополистических тенденциях некоторых советских органов, в первую очередь губсовнархозов, которые действовали «исходя из узкой ведомственной точки зрения, из стремления сосредоточить у себя монополию всей промышленности»323. В том же месяце на Всесоюзном съезде Советов он связал эти тенденции с бюрократизмом: «Ведомственность и ведомственное буквоедство есть одно из выражений многообразного лика бюрократа и общая платформа для всех бюрократов, а в настоящее время эта платформа особенно опасна, как опасен именно теперь и административный произвол»324.
В условиях первой пятилетки планировалось, что «основательная чистка аппарата» избавит советские органы и наркоматы от ведомственных пороков. Так, Наркомфин был в плену «бюрократической закостенелости» и «ведомственного „патриотизма“»325, а Наркомтруд страдал от «ведомственного благодушия»326. Партия также была затронута перестройкой аппаратной структуры. Окончательное очищение советского и партийного аппарата от ведомственных проблем в публичном дискурсе произошло не просто в период великого перелома, но фактически в июньские и июльские дни 1930 года, когда состоялся XVI съезд партии. Как сообщала на съезде Центральная ревизионная комиссия ВКП(б), благодаря функциональному построению аппарата она устранила в работе ЦК ВКП(б) «ведомственность отделов». Председатель комиссии М. Ф. Владимирский констатировал следующее:
Поскольку при функциональном построении одна и та же организация является объектом руководства со стороны отдельных частей аппарата, то предполагается необходимость предварительной увязки между отделами. Этим устраняется та ведомственность, которая наблюдается, например, в каком-нибудь плохо сколоченном советском учреждении. В работе ЦК, например, на каждом заседании секретариата можно видеть, как при постановке того или иного вопроса председательствующий секретарь ЦК предварительно перед заслушиванием вопроса ставит вопрос заведующему тем или иным отделом: а вы рассматривали этот вопрос, положим, с таким-то отделом вместе или нет? Что это значит? Это значит: подошли ли вы к этому вопросу с общепартийной точки зрения или вы подходите с ведомственной точки зрения своего отдела. Вот это новое построение аппарата и дало возможность сейчас ЦК в своей работе иметь аппарат, в котором ведомственность все больше и больше исчезает и каждый отдел начинает рассматривать всякий вопрос с точки зрения всей партии, как одного целого. <…> Аппарат нашей партии никогда не был отделен от нашей партии327.
Таким образом, в период великого перелома гувернаментализация государства и бюрократии была завершена окончательно. Сталинская индустриализация превратила государство и его социалистический промышленный проект в непогрешимый акт. То, что составляло суть государственных интересов в Советском Союзе, – производственные отношения, производственные силы и средства производства, то есть то, что формировало народное хозяйство, было освобождено от ведомственности. Одновременно с этим публичный дискурс 1920‑х годов воспроизводил административный тип рациональности. Поле употребления «ведомственных» лексем ограничивалось субординационными нейтральными коннотациями или заметной критикой советской бюрократии. Но в наступающей эпохе сталинизма даже в этом гувернаментальном контексте – борьбе с бюрократизмом – понятие «ведомственность» становилось лишним. Вместе с завершением рационализации государства был рационализирован и его аппарат.