Нам дали адрес для переписки: Архангельск 55, в/ч ЮЯ 77510Д. Сослуживцы потом объяснили, что буквы ЮЯ означают закрытый режим лагерного типа, где просматривается вся переписка специальной службой, и куда не принимаются посылки, кроме книг.

Закончив оформление в части, мы получили приказ отдыхать в гостинице и к восьми утра явиться в свои подразделения. Первым делом было решено осмотреть посёлок. Начали мы с дамбы через озеро. Дамба вела от посёлка к гарнизонному штабу. Дамба – место мало кем посещаемое, решили мы, и осмотр надо начинать именно с неё. Идём по дамбе, руки в карманах, смотрим на воду, на пуночек (полярных воробьёв), на чаек, на окружающую растительность.

Вдруг голос:

– Молодые люди, я чем-то вас обидел?

Смотрим – офицер в чёрной шинели и в фуражке с дубовыми ветками.

– Да нет, – отвечаем, – что вы.

– А я думал, что обидел. Так почему же вы не приветствовали меня?

– Извините. Засмотрелись на природу.

– Понял. Вы – вновь прибывшие и, явно, бывшие гражданские. Так что на будущее: приветствуйте старших по званию, как это положено по Уставу.

Мы ему козырнули, он нам, и разошлись.

К вечеру вернулись в гостиницу. В комнате, куда меня разместили, за столом сидел лейтенант в кителе. Познакомились. Лейтенант и был тем самым Алексеем К., моим соседом, о коем меня предупредили при заселении. Время к ужину. Алексей предложил идти в столовую, так как, по его словам, всех вновь прибывших уже загодя поставили на довольствие. Он это знал по характеру своей службы. Мы отправились в офицерскую столовую, что располагалась у дороги напротив нашей гостиницы. У двери столовой также была в наличии бочка с водой и шваброй. В столовой первый этаж – это буфет и обеденный зал для адмиралов и полковников. Второй этаж – это обеденный зал для всех прочих офицеров.

С Алексеем и проживавшим в первой комнате капитаном, по-моему, из автороты, я соседствовал около двух месяцев. За это время мы привыкли друг к другу. Это были спокойные люди: Алексей часто вечерами где-то пропадал и незаметно возвращался ночью, а капитан появлялся только к ночи и иногда рассказывал мне о своей службе.

Он был участником действий на Кубе и вынес о кубинцах как о воинах негативное представление. По его воспоминаниям кубинцам не было никакого интереса защищать страну от американских интервентов. Он это излагал так:

– Эти бойцы говорили: «Вам, русским, платят „мучо песо“ – вот вы и воюйте».

Лейтенанту вспоминать было нечего кроме училищных анекдотов и случаев тления одеяла заснувшего с папиросой соседа. Кроме того, Алексей проводил свободное время в кругу своих сослуживцев и приходил в гостиницу поспать. Мы с ним беседовали мало, но беседы были полезными. Алексей, как-то, поинтересовался, когда меня будут обмундировывать полностью, и дал полезный совет:

– Будешь шить брюки – проси, чтобы кроили, располагая ткань волокнами поперек штанин. В этом случае стрелки будут держаться очень долго, и гладить брюки будешь редко.

Его совет оказался полезным – стрелки на моих брюках держались очень долго, даже при повышенной влажности.

В шкафу для одежды, что стоял в комнате, мы вешали спецпошивы и прочую одежду. В самом низу шкафа я обнаружил магнитофон. Алексей сказал, что магнитофон сломан, и я могу делать с ним, что захочу. Ни схем, ни описаний не было. Лампы стеклянные пальчиковые. Все устройство лампы через стекло колбы хорошо просматривается. Вечерами я стал по монтажу восстанавливать схему магнитофона. Сперва, не имея под рукой справочника, я, рассмотрев устройство ламп сквозь прозрачный баллон, восстановил их цоколёвку, а затем по монтажу нарисовал принципиальную схему самого магнитофона. По воссозданной схеме установил, где какие компоненты должны стоять, и прикинул их номиналы. Заменил повреждённые компоненты. Магнитофонная плёнка на катушке и пустая катушка валялись в шкафу. Запустил. Магнитофон заработал на воспроизведение. По гарнизону пошла молва обо мне как о специалисте в области радиотехники.