Его вторая рука поднялась вверх и коснулась моего лица, пока другая продолжала обнимать за талию. Берт провел пальцами по моей щеке и коснулся губ.

– Так трудно удержаться… – прошептал он.

– Вы меня пугаете. – Я уже не пыталась оттолкнуть мужчину. – Почему вы себя так странно ведете?

Вместо ответа он неожиданно подался вперед и поцеловал меня. Его губы жадно впились в мои, не давая возможности вдохнуть. Рука, обвязанная лентой, все еще оставалась под его камзолом, и я вцепилась в рубашку советника, сжимая ее в кулаке. Нужно было его оттолкнуть. Я должна была его оттолкнуть! Это уже не было похоже на поцелуи в шею или небрежные касания, которые он позволял себе раньше. Но больше всего пугало то, что мне это нравилось. Поддавшись искушению, я ответила на поцелуй, на мгновение отбросив все мысли в сторону. Тепло его тела, прижимающего меня к дереву, и мягкие губы, с жадностью крадущие каждый поцелуй, дурманили голову. Но нельзя было позволить себе отключить разум, не здесь и не сейчас. Я сомкнула зубы, укусив губу мужчины, и тот тихо вскрикнул, отстранившись.

– Не делай так, если не хочешь свести меня с ума, – прошептал он, как и я, тяжело переводя дыхание.

Лорд Берт забыл обо всем на свете, начиная с того, что нас могли видеть, и заканчивая тем, что он просто не может себе позволить подобного поведения со мной. В этом было что-то неправильное. В нем было что-то неправильное. Советник просто не мог так несерьезно себя вести.

– Как вы могли напиться сейчас? – прошипела я.

– Я не пьян, – ответил мужчина, зарываясь лицом в мои волосы и целуя шею.

– То, что вы делаете сейчас, государственная измена, – приводила я последние аргументы. – Не говоря уже о том, что нас могут увидеть, и тогда погибнем мы оба, независимо от обстоятельств.

– Желать вас – не преступление, преступление – обладать вами.

Это уже было больше похоже на советника.

– Я делаю что-то не так? – спросил он, почувствовав во мне перемену.

– Совершенно всё. Пустите. – Я собрала все силы и оттолкнула его.

Мужчина подчинился, отступая от меня на шаг, но все еще оставаясь рядом.

– Сколько бокалов вы выпили после того, как покинули мою комнату? – Я совершенно не представляла, что делать дальше, учитывая, что мой союзник был словно одурманен.

– Ни одного.

Я окаменела, пораженная внезапной догадкой. Все тут же вставало на свои места. Подняв руку, я коснулась его щеки. Он тут же положил поверх моей руки свою ладонь. Без сомнения, лорд Берт был не в себе. И у меня было подозрение, что виной тому один-единственный бокал. Бокал, который он выпил во время нашей размолвки. Слишком внезапно советник стал более мягким и игривым, не оставив от интригана и следа. Могли ли что-то подсыпать в графин за время моего отсутствия? Это бы объясняло все: его фривольное поведение, согласие поучаствовать в глупой игре и немного затуманенный взгляд. Виной тому был отнюдь не алкоголь. Лорд Берт, который успевал считать мои бокалы, никак не мог выпить больше, чем вправе себе позволить.

Придя к этой мысли, я дала советнику пощечину. Мою ладонь обожгло огнем, и можно было не сомневаться, что он почувствовал такую же боль. Но это его не отрезвило.

– Только не сейчас. – Меня охватило отчаяние. – Не бросайте меня сейчас!

Мой голос эхом раскатился по саду. Можно было не сомневаться, что скоро здесь окажется как минимум один «охотник».

– Я никогда тебя не брошу, – ответил советник, спотыкаясь при попытке вновь приблизиться ко мне.

Мое сердце разрывалось от осознания того, что он мне не помощник. Более того, сейчас я должна была оставить его здесь и действовать сама, чтобы исправить ситуацию. Дрожащей рукой я все-таки сумела развязать ленту. В это же время справа от нас послышались шаги. Не раздумывая, я впихнула трофей в ладони лорда Берта и сделала единственное, что мне оставалось, – подхватила юбку и побежала. Поначалу я двигалась бессознательно, но, оказавшись достаточно далеко, сбавила шаг и остановилась. Не торопясь, я направилась обратно к дому. В запасе было всего несколько минут, чтобы составить план. Я не могла с полной уверенностью утверждать, что за этим стоит граф, но фривольное поведение и то, что он был хозяином вечера, делали его бесспорным подозреваемым.