– Он пока еще котенок, зачем издеваться над животным? Может быть, через месяц он надоест тебе, и ты захочешь его отдать.
– Нет, подруги пишут, что надо непременно кастрировать, пока в нем не проснулось это желание, потом ему будет тяжелее, он начнет вспоминать, что был некастрированным и будет грустить. Выдели мне денежек на эту операцию, пожалуйста.
Я пошел за деньгами, что еще оставалось делать. Все ради семейного счастья, любой каприз.
В бумажнике лежал большой железный рубль. Я подкинул монету и поймал в зажатый кулак, если выпадает Ленин – то кастрируем; если орел – то нет. Я разжал пальцы. На руке блестел профиль отрезанной головы Ильича.
Вечером следующего дня, придя домой с работы, я увидел довольную Лену, таскающую перебинтованного котенка, причем замотан он был весь.
– Что, операция прошла успешно?
– Ты не поверишь! Это оказалась кошечка, ее не надо кастрировать.
– А зачем бинты?!
– Когда ветеринар сказал, что тут нечего резать, я очень расстроилась и написала на своей страничке, что мне очень грустно, когда не получается то, что запланируешь. Мне подружки написали, что тогда надо удалить лапки, лучше все четыре, чтобы кошечка не убегала. Теперь, когда ранки заживут, у меня будет пушистый комочек с хвостиком, который я буду всегда носить с собой. Правда круто?
Я растерянно сел на стул в прихожей. Что-то сказать не получалось. «С кем я вообще живу?» – пронеслось в моей голове.
– И что, просто отрезали?
– Нет, не просто! Я долго уговаривала ветеринара, пришлось заплатить больше, чем планировали. Зато он удалил лапки прямо из суставов, так чтобы обрубки косточек не царапались. Ну, согласись, что это гораздо лучше.
– Лена, ты в своем уме? Ты изуродовала здоровую кошку, как она будет без лап жить, ей же надо будет в туалет ходить, ну и вообще, двигаться!
– Не волнуйся, я все продумала. Буду ее носить с собой, а на ночь класть в коробочку на столик, пусть там сикает. Кстати, лапки мне отдали, я их положила в морозилку, тебе показать хотела. Ты же мне казнь мышей показывал, я подумала, что тебе тоже будет интересно.
Я ушел в свою мастерскую и громко хлопнул дверью. Минут пять просто сидел на стуле, не двигаясь. Потом вспомнил про сову на балконе и пошел проведать птицу. «Как хорошо, что я тебя от этой живодерки спас», – думал я, открывая коробку.
Совенок подрос за неделю и хотел кушать все больше, увидев меня, он довольно заворчал и стал разглядывать мои руки – не принес ли я ему поесть. Я вспомнил, что дохлые мыши кончились и вернулся на кухню, чтобы отрезать кусок мяса.
Открыв холодильник, я увидел кошачьи лапки. Только вчера кошка перебирала ими веревочку и увлеченно играла, а теперь они лежат в пакете и сверкают розовыми подушечками. Ком подступил к горлу, меня чуть не стошнило. Я закрыл дверцу, наверное, мясо в таком состоянии отрезать у меня не получится. Сходил в ванную, умыл лицо холодной водой, потом вернулся на кухню. Превозмогая отвращение, я достал-таки пакет с лапками и понес кормить ими птицу. Брезгливо высыпав перед мордой совенка четыре свежих кошачьих лапки, я не стал смотреть, что будет дальше, и закрыл коробку. Судя по звукам, сова была очень даже довольна и с радостью приступила к трапезе.
Эту ночь я спал отдельно от супруги, я начал ее уже откровенно побаиваться, даже на всякий случай закрыл замок, а то вдруг мне ночью чего-нибудь отрежут.
С утра, как обычно, я поехал на работу. Загадочная тонированная машина опять какое-то время ехала впереди, но, видимо, поняв, что гоняться я не собираюсь, куда-то исчезла. Странно, ведь ехать впереди кого-то невозможно, если ведомый не согласен двигаться следом. Все-таки получается, что это не он от меня убегает, а я хочу за ним ехать. Маршрут я иногда меняю, причем порой кардинально, так что он не может знать, в каком направлении я поеду сегодня. Ерунда какая-то, голова после вчерашних кошачьих лапок не хотела соображать. Я отложил этот вопрос, может быть, какую-нибудь программную модель потом сделаю, чтобы понять, почему я за ним каждый день катаюсь.