Так и получилось. Закончился разговор тем, что я пригласил Рамзи провести Рождество вместе с семьей сестры, подозревая, что она не будет огорчена.

Но понять, чем вызван внезапный всплеск интереса ко мне со стороны Рамзи и его небезуспешные попытки возродить старую дружбу, я так и не сумел.

Так что Рождество мы встретили компанией большой и шумной (лучше бы она была чуть менее шумной), с живыми картинами, волшебным фонарем, индейкой, подарками, пряными кексами и всем прочим.

Но утром первого же дня Рождества Рамзи разбудил меня в совершенно безбожную рань – разумеется, мы оба остались в Гринвиче.

– Пора ехать в Лондон, Картрайт.

– Какой еще Лондон? – мне захотелось закопаться в подушку, но вместо этого я сел в постели. – Сегодня День подарков, Рамзи. В Лондоне никто не работает, а нам предстоит весь день предаваться тихим семейным радостям, выслушивать поздравления прислуги и почтальона, а вечером выпить с Джеймсом и послушать его горестные воспоминания о холостяцких деньках.

– Тем не менее, нам нужно извиниться перед хозяевами и уехать. Или нет… – он заколебался, – пожалуй, мне лучше не попадаться хозяевам на глаза.

– Рамзи! – я окончательно проснулся. – Что ты еще натворил?

– Ну… – он ухмыльнулся. – Тебе лучше этого не знать, потому что хозяйка дома – твоя сестра.

Насчет добродетельности своей драгоценной сестренки я не испытывал никаких иллюзий еще с тех пор, как она училась в пансионе, так что оскорбиться у меня не вышло, как я ни старался. Поэтому я только вздохнул, обозвал Рамзи животным и принялся поспешно одеваться. Весь день наблюдать, как Гарриет оказывает знаки внимания моему старому другу, одновременно умудряясь держать в полном неведении мужа и поддерживать семейную идиллию, мне совсем не хотелось. Лучше уж и правда вернуться в город, выпить пару рюмочек и спокойно почитать.

Таким образом, в пустынном рождественском Лондоне мы оказались неприлично рано. Работающий ресторан можно было бы сыскать разве что в Уайтчепеле (и то это был бы не ресторан, а грязный трактир), и я пригласил Рамзи завтракать к себе, не сомневаясь, что моя квартирная хозяйка окажется на высоте.

Однако стоило нам покончить с завтраком – и в самом деле весьма пристойным, как Рамзи, со стуком поставив на стол опорожненную кофейную чашку, заявил:

– Полагаю, теперь самое время навестить Бёрча.

– Рамзи! – взвыл я. – Рождество! Это просто-напросто неприлично.

– Неприлично, Картрайт, отягощать известного ученого своими проблемами. И уж конечно, как можно скорее избавить его от твоей бессмысленной птички будет более чем прилично. Вы договаривались о встрече после Рождества – кто посмеет сказать, что оно еще не наступило?

Я решительно не понимал, чем вызвана его настойчивость – может быть, он задумал очередную шутку самого дурного вкуса? Хотя это маловероятно, слишком с большим пиететом он всегда относился к египетской цивилизации, шутить над куратором египтологии Британского музея ему не пришло бы в голову. Да, наверное дело было именно в желании побеседовать с этим человеком.

В результате мы, прихватив бутылку хорошего портвейна, выбрались из дома и зашагали в сторону Кэвершем-роуд.

Безлюдный, засыпанный почти нетронутым снегом Лондон походил на рождественскую открытку значительно сильнее, чем раньше, когда толпы превращали снег под ногами в бурую грязь; ну а на жирную сажу, исправно оседавшую на все вокруг, я, как и все остальные лондонцы, давно приучился не обращать внимания, чего никак нельзя было сказать о Рамзи, который постоянно морщил нос и старался ступать на мостовую очень избирательно, чтобы не задеть какие-нибудь отбросы.