Молчу, осмысливая слова Грекова, и не находя варианта решения. Что я могу сделать? И вообще, возможен ли выход в данной ситуации?
– А если отправить запрос в Чехию с описанием Анфисы?
– Не советую. До вас на этом стуле сидели несколько мам. – И теперь понимаю, почему каждое слово он выдавливает из себя. Он уже это говорил. Возможно, слышал те же самые вопросы. Скорее всего, давал такие же ответы. – Отправили запрос в Словакию. Кстати, отреагировали на него удивительно быстро. Но как только на людей, купивших девочку, вышли, они исчезли. Ребёнок тоже. И хорошо, если он жив, потому что могли избавиться, как от доказательства.
– То есть, выхода нет? Получается… – развожу руками, застыв в неоконченном движении, – я должна смириться?
Семён Андреевич отводит взгляд, молча отвечая на мой вопрос. Положительно. Именно это читается на его лице. Но я не готова смириться, зная, что мой ребёнок жив и может вернуться.
– А если я поеду в Чехию?
– И? Вы не знаете языка и местных порядков. Да и в блокноте есть лишь фамилия – «Ваславик». И даже не факт, что фамилия, может, это имя, а может, нечто иное. Как вы будете искать, Юлия? Ходить по улицам и расспрашивать? Показывать фото дочери в надежде, что кто-то её видел? И сколько так проходите, да и где? Привлечёте внимание, и не только полиции.
– Ну нельзя же оставить всё так… – смахиваю слёзы безысходности, скатывающиеся по щекам. – Я не могу. Хочу хотя бы попытаться. Хочу найти варианты… – Скатываюсь в панику, но мысль врывается неожиданно – совершенно безумная, но настолько реальная, что я не могу от неё отказаться. – Скажите, а эти Перевозчики ездят за границу?
– У них есть категории: перевозки по России и за границу. От этого зависит стоимость.
– И какая она? – спрашиваю осторожно, чтобы понимать, на какую сумму рассчитывать.
– Насколько я знаю, от тридцати тысяч долларов. – Листает блокнот, отвечая на мои вопросы, но затем резко поднимает голову: – Юлия, что вы задумали?
– Как можно с ними связаться?
– Вам? Никак, – остужает, лишая надежды.
– Почему?
– Потому что заказы от случайных людей не принимаются. Простите, но вы – никто. Их услугами пользуются люди значительные и хорошо известные в определённых кругах, а новичок должен принести «верительную грамоту», доказывающую, что он заслуживает доверия. Напоминаю, что данная организация незаконная, а значит, её руководители заинтересованы в том, чтобы о ней знали лишь те, кто нуждается в специфических услугах.
И здесь тупик. Ощущаю, как надежда тает, оставляя меня наедине с невозможностью вернуть Анфису. Гадкое чувство пустоты и непонимания заполняет, выжигая надежду на возвращение дочки.
– А можно договориться с Перевозчиком, который ездил за своей дочерью?
– Нет. В данный момент он не берёт заказы по личным причинам.
– Семён Андреевич, – тихо его окликаю, – а вы можете дать мне верительную грамоту?
– Юлия, напоминаю – я полицейский. Моя грамота, скорее, уничтожит шанс воспользоваться их услугами.
– То есть, вы знаете, как с ними связаться? – Ёрзаю на стуле, фактически пытая Грекова, который уже не рад, что поделился со мной нюансами. Но видимо остальные родители к подобной идее не пришли, или же он не был с ними настолько откровенен.
– Допустим, – откидывается на спинку стула, настороженно прищуриваясь.
– Сделайте заказ. Или оставьте заявку. Позвоните, напишите, отправьте письмо, курьера, – как там у них заведено?
– И вас не пугает стоимость?
Пугает, конечно, но у меня есть сумма от продажи дома, которую я не успела никуда вложить, сохранив на отдельном счёте. Плюс я могу продать машину и кое-что из украшений, подаренных мамой.