Летит в небо.
Выше, выше.
До самых звезд.
Крылья слабеют, крылья не слушаются, Глэтти падает в бесконечную пустоту.
Рано ушел, говорят люди.
Сколько бы еще сделал, говорят люди.
Безмостие
Завтра Аглаи не будет.
И Герти не будет.
И никого-никого не будет.
Уго думает, последнюю ночь ему осталось думать, что делать, чтобы Аглая была, и чтобы Герти была, и чтобы все-все были.
Ужинают.
Уго из уважения к Герти и Аглае целиком не глотает, на куски режет.
У них так положено.
А зачем вы так делаете, спрашивает Уго. Не про куски, про другое спрашивает.
А так надо, говорят сестры.
А кому надо, спрашивает Уго.
А сестры смеются.
А надо.
Уго еще по городку походил, в один дом, в другой, в третий, с кренделем на вывеске, со старым фонарем, и в дом, где живет вдова пастора. Пил чай, ел как положено, на кусочки резал, целиком не глотал.
У всех спрашивал:
Зачем?
А так надо.
А кому?
А никто не знает.
Наутро Уго просыпается, когда уже всё началось, он просыпается и слышит – все началось. Уго выползает из дома, смотрит на бегущих, вон они, толпами, толпами, мчатся прочь из города по главной улице, к обрыву, и – в пустоту.
Один.
Два.
Десять.
Сто.
Тысяча.
Уго хочет схватить кого-нибудь за шиворот – не хватает. Уже знает, все бесполезно, – схватить, затащить в тюремную камеру, запереть под замок, смотреть, как люди остервенело бьются о стальные решетки – в кровь…
Уго молчит.
Смотрит на бегущих – сам не знает, зачем.
Пронзительный крик кого-то, упавшего в пропасть.
Уго молчит.
Уже все сказал, уже бесполезно.
…до сих пор никто не может объяснить странные миграции жителей Лемибурга – раз в сто лет они собираются толпами и бросаются в пропасть….
В городе осталась Аглая.
А Герти нет.
И вдова старого пастора.
И булочник с женой.
И семейная пара, которая жила в доме со старым фонарем.
И еще человек сто.
В церкви собираются, молятся.
Благодарят кого-то, что уберег.
землю идут пахать.
Уго ходит по закромам, проверяет, может, еды людям было мало, вот и бросились…
…нет, много еды, полные закрома, что же случилось-то…
Уго спускается по обрыву посмотреть, что там внизу, за чем там люди прыгали. Нет, ничего нет, искалеченные трупы с уже подсохшей кровью. Уго хватает умершего, тащит на край обрыва, к подвальчику, где Уго живет. Глотает умершего, Уго целиком глотать любит.
Ложится спать.
Уго снится город. Там, по ту сторону обрыва, уходящего в никуда. Большой город, красивый город, город будущего.
Уго просыпается, смотрит – а города нет.
Это только сон.
Или…
…ближе к концу недели Уго подбирается к краю обрыва, смотрит, нет ли города. Нет, не видно никакого города там, вдалеке, только пустота подступающих сумерек…
И все-таки…
И все-таки Уго чувствует город там, вдалеке.
Чует.
У Уго чутье что надо.
Снова спускается по отвесной скале, подхватывает кусок истлевающего трупа.
Заглатывает.
Уго целиком глотает.
– Я видел сон, – говорит Уго.
Режет бисквит, размешивает чай ложечкой, следит, чтобы не звякнуть.
– Что такое? – спрашивает Герти.
Мне снился город по ту сторону провала… там, в будущем…
У Герти горят глаза, ей тоже снится город.
– Понимаете… – говорит Уго, – вот идет городок ваш из прошлого в будущее, а потом пропасть…
…что-то случилось, что история вашего городка оборвалась пропастью, и теперь вы не можете попасть в будущее, – продолжает Уго. Уже в церкви продолжает, куда его Герти повела, чтобы он всё рассказал.
– …город пропал, а он вам все мерещится, и вы в пропасть бросаетесь…
Ропот в толпе:
– Так это он нас в пропасть гонит!
– Это он, он!
– Да я видела, он людей жрет!
Люди бросаются на Уго, Уго шипит, это у него хорошо получается. А людям что, люди знают, что у Уго клыки так, для виду, не ядовитые.