– Пыльца? Какая?

– Цветочная пыльца и травяная, с деревьев и плодов эфиры источавшая. Из тех, что рядом были, и из отдалённых мест другое ветерки носили. Никак от дел великих человека тогда не отвлекали проблемы по добыче пищи. Всё окружающее через воздух его питало. Создатель сделал так всё изначально, что всё живое на Земле в любви порыве стремилось человеку послужить, и воздух, и вода, и ветерок живительными были.

– Ты тут права сейчас: бывает воздух вредным очень, но человек кондиционер придумал. Он воздух от частичек вредных очищает. И воду минеральную в бутылках продают. Так что сейчас проблемы воздуха, воды для многих, кто не беден, решены.

– Увы, Владимир, кондиционер проблемы не решает. Частички вредоносные задерживает он, но воздух ещё больше омертвляет. Вода, что в закупоренных бутылочках хранится, от закупоренности умирает. Она лишь клетки плоти старые питает. Для нового рожденья, чтоб плоти клеточки твоей всё время обновлялись, нужны живые воздух и вода.

– Всё это было у Адама?

– Да, было! Потому мысль быстро его мчалась. За относительно короткий срок он смог предназначение определить всему. Сто восемнадцать лет, как один день, промчались.

– Сто восемнадцать лет – до такой старости глубокой один прожил Адам?

– Один, в делах захватывающе интересных, Адам жил – первый человек. Его сто восемнадцать лет не старость принесли ему – расцвет.

– В сто восемнадцать лет стареет человек, даже долгожителем считается, его болезни, немощи одолевают.

– Это сейчас, Владимир, а тогда болезни человека не касались. Век каждой плотской клеточки его длиннее был, но если клеточка и уставала, ей отмереть было дано, то тут же новая, энергии полна, на смену старой клеточке вставала. Плоть человеческая жить могла лет столько, сколько дух его хотел, душа.

– И что же получается тогда, что человек сегодняшний не хочет сам подольше жить?

– Деянием своим ежесекундно свой сокращает век, и смерть придумал для себя сам человек.

– Да как это придумал? Она же сама приходит. Против воли.

– Когда ты куришь или пьёшь спиртное, когда въезжаешь в город, смрадом гари воздух насыщающий, когда употребляешь умертвлённую еду и злобой поедаешь сам себя, скажи, Владимир, кто, если не ты сам, приближаешь смерть свою?

– Такая жизнь сейчас для всех настала.

– Свободен человек. Сам строит каждый жизнь свою и век секундами определяет.

– А что, тогда, ну там, в раю, проблемы не существовали?

– Проблемы если и вставали, то разрешались не в ущерб, а совершенство жизни утверждали.

Однажды, в свои сто восемнадцать лет, проснувшись с утренним рассветом, Адам весной не восхитился. И, как обычно, не встал навстречу солнечным лучам.

Заливисто в листве пел соловей над ним. На другой бок Адам перевернулся от пенья соловья.

Пред взором с затаённым трепетом весна пространство заполняла, река журчанием воды к себе звала Адама, резвились ласточки над ним. Причудливы картины облака меняли. От трав, цветов, деревьев и кустов нежнейший аромат его объять стремился. О, как тогда Бог подивился! Среди великолепия весеннего, земного сотворенья, под синью неба сын-человек Его грустил. Его дитя любимое не в радости, а в грусти пребывало. Для отца любящего может быть печальней что-нибудь такой картины?

Сто восемнадцать лет от сотворенья отдыхавшие божественных энергий множество мгновенно пришли в движенье. Вселенная вся замирала. Такое ускоренье, невиданное ранее, блистало в ореоле энергии Любви, что сущее всё понимало: творенье новое замыслил Бог. Но что ещё возможно сотворить после того, что на пределе вдохновенья создавалось? Никем тогда ещё не понималось. А скорость мысли Бога нарастала. Энергия Любви Ему шептала: