Но Зинушка тогда ничего такого не знала. Она была непослушной, попадала в разные истории, и было родителям с ней совсем не просто. Многое со временем забылось, но многое осталось в памяти.

Отец был почти все время в разъездах. Он, вместе с Махмудом договаривался о поставках шерсти и хлопка, о том, в каком виде, какого качества и куда привозить. Знал, что персы могут наобещать чего угодно, а потом окажется не то и не так. Потому всё организовывал и многократно проверял сам или доверял только Махмуду. Постепенно закупка шерсти, чуть позже хлопка была приведена в порядок. Заготовку и отгрузку в Россию стали вести хорошо обученные люди и у отца появилось чуть больше времени для семьи.

В первые месяцы, детям не разрешали, не то что выходить со двора, но даже выглядывать на улицу, но к весне родители освоились на новом месте и стали брать их с собой сначала на базар, который был поблизости от дома, а потом и подальше, в центр города.

Зинушка запомнила, как с отцом первый раз вышла в город. Сначала они шли по безлюдной грязной улице вдоль длинной глиняной стены соседнего дома. Возле закрытых ворот лохматая собака обгладывала кости то ли кошки, то ли маленькой собачонки, клочки шкурки которой валялись рядом в пыли. Они обошли эту собаку, та порычала, но даже не залаяла. Затем свернули в переулок, потом в другой и по таким же грязным кривым, как первая, улочкам пошли дальше. Людей не было. Один раз встретился перс в длинном халате, который не спеша вел ишака, со здоровенными кувшинами, из которых выплескивалась вода. Пыль, грязь, жаркое солнце и высокие стены, это все, что запомнилось. Но скоро по шуму и гомону Зинушка поняла, что базар уже близко. Чем ближе подходили к нему, тем больше встречалось людей.

Встретился старик, который сидел на земле, а бородатый перс брил ему голову. Но не всю, а только макушку. Он плевал прямо на эту макушку, ножом соскребал волосы и стряхивал их на дорогу. Когда окончил, намочил тряпку водой, обтер старику лысину, в два зеркальца показал результат. Старик кивнул, дал сколько-то монет и ушел А цирюльник стал громко кричать, должно быть других зазывал бриться.

Этого перса Зинушка потом много раз видела на том же месте возле базара. Однажды к нему подошел не старый мужчина, оголился до пояса, а тот маленьким ножиком быстро сделал ему разрезы на шее и спине между лопатками. Оттуда закапала кровь в мисочки. Две из них, возле шеи, держал сам мужчина, а третью, парикмахер. Отец объяснил, что это называется хаджима. Ислам её одобряет. Люди здесь, за отсутствием нормальных врачей, так лечатся от многих болезней.

– И что вылечиваются? – Удивилась Зинушка.

Отец пожал плечами:

– Иногда помогает. Но ты видишь, кто это делает и в какой грязи. Думаю, что по большей части вредит, чем лечит. Но нам, православным, здесь лучше свое мнение держать при себе.

В другой раз, недалеко от базара, встретили дервиша. Этот дервиш, казалось, дремавший на обочине, вскочил перед ними, загородил дорогу, взметнул руки к небу и заголосил. Зинушка испугалась. Изо всех слов она разобрала только «Аллах, Али, акбар». Взгляд, дервиша показался страшным, а вид ужасным. Из одежды на нем была потемневшая от грязи овечья шкура с дырками для рук и широченные, такие же грязные шаровары. Должно быть, он недавно ел арбуз, сок стекал, и к засохшим потекам на волосатой груди и животу прилипла пыль. Дервиш размахивал палкой, черная борода, всклокоченные волосы до плеч и шерсть на овечьей шкуре, подпрыгивали вместе с движениями. Зинушка схватила за руку отца, прижалась, уткнулась в него, но исподтишка подглядывала, что этот сумасшедший делает. Она боялась, что он набросится, начнет колотить палкой, а может просто вытащит откуда-нибудь нож и зарежет. Но дервиш только тряс палкой над головой и взывал к небу. Отец вытащил из кармана монету и бросил ему. Дервиш поймал свободной от посоха рукой, прекратил стенания, вернулся на свое место, закрыл глаза и задремал, будто и не перегораживал путь несколько секунд назад.