– Люди вернувшись, доложат о том, что пропустила электронная система наблюдения, дорогая. – Ласково обратилась к ней Савская. – Когда они вернутся, то расскажут, что наблюдали там троллей и эльфов, что лично общались с магами и щупали руками магических животных.
– А, если не скажут?
– Скажут, дорогая, скажут. За те деньги и научные степени, которые мы им предложим, они и не такое скажут.
– Сколько у нас – подготовленных агентов, для этого периода? – Поинтересовался Кавендиш, обращаясь к заместителю.
Вопрос был адресован, к последнему, поскольку, по совместительству, первый зам занимал пост директора Института Повышения Неолиберальной Квалификации. Именно там готовили первопроходцев, для изучения вновь открытых миров.
– Конкретно, для конца семнадцатого века – триста. – Глядя в планшет, сказал Торп. – Для Германии, после тридцатилетней войны – человек двадцать.
– Надо срочно формировать группу и отправлять ее в Гималаи. – Сказал Крюгер.
– Сколько человек послать? Как вы думаете? – Обвел взглядом Торп, свой ближний круг.
– Давайте, пошлем человек десять. – Предложил Кавендиш. – Не будем скупиться. Запас беды не чинит. Главное, чтобы наша резидентура пустила в «39—1658» корни и продержалась какое-то время. Никаких данных они, разумеется, не соберут ни нужных, ни ненужных. Главное чтобы выжили.
– В суть проблемы их посвящать не будем? – Спросила Савская
– Зачем? Я же говорю – дай бог, чтобы они там уцелели и продержались до снятия режима секретности. А, перед возвращением мы их основательно припугнем, мол, не оправдали надежд, подвели руководство и подсунем нужную нам информацию. Чувство вины, чувство благодарности, хорошие деньги и перспективы роста это такой коктейль, что после него они настолько убедительно будут рассказывать про свое общение с жителями холмов, настолько искренне будут пересказывать слова, которые им шептали волшебники, отправляясь на костер, что кто угодно поверит.
– Я так и знал, что твои мракобесы начнут чего-то химичить. – Сказал доктор Кант, своему приятелю, доктору Войтеховскому.
Поносить организацию, в которой последний работал, Канту не возборонялось. Войтеховский даже приветствовал это. Говорил, что все нехорошие слова и идеи у него по этому поводу кончились. А, Кант, дескать, вносит в процесс поношения неолибералов свежую физическо-математическую струю.
Сдружились оба сразу. Можно сказать – с первого взгляда. Произошло это год назад, когда Войтеховский прибыл на объект. Видимо оба увидели друг в друге зеркальное отражение.
Кант, в молодости, будучи молодым сотрудником Северо-Западной Энергетической компании, активно боролся за права коллег. Поэтому в данный момент имел в подчинении промышленную лабораторию, расположенную в безжизненных, заснеженных высокогорьях Гималаев.
Войтеховский тоже был ссыльным. Занимая высокий, но чисто декоративный пост в исторической ассоциации «Дискавери», он, обладая исключительными талантами в каллиграфии, увлекся, от безделья, подделкой древних манускриптов из параллельных миров. Причем, пользуясь прикрытием Ассоциации, развернул это дело, чуть ли не в промышленных масштабах. Когда Надзор добрался до него, высшее руководство это дело замяло и фальшивоманускриптчика перекинули в Тибет. С глаз долой. Кант долго не верил утверждениям Юргена, что тот может поделать что угодно. Только однажды, когда оба были в хорошем подпитии и снова завели спор на эту тему, Войтеховский за пару минут, взяв в руки перо, скопировал страницу первой попавшейся под руки книги. При этом определить, где печатный текст, а где написано от руки не было возможности. После этого, опрокинув еще бокал, опальный историк в один присест соорудил фрагмент древней рукописи. Если бы буквы были нарисованы не на белой мелованной бумаге, а на пергаменте, сомнений в подлинности документа ни у кого бы, ни возникло.