– Я сам пока разобрался, чуть умом не тронулся. Тут вокруг скалы, уступы и болота. Откуда, на высоте болото, не пойму.

– Бывает такое. Даже очень часто. – Заверил его Войтеховский.

– Тебе лучше знать. У тебя – образование! Так вот! Дороги у них тут, вокруг этих скал и болот, идут такими загогулинами, так поворачивают заковыристо, что идешь в одну сторону, а попадаешь в другую. Так их перекручивает, что прямо удивительно. На перекрестке поворачиваешь. Едешь, едешь. Смотришь – опять тот же перекресток. Я пока привык, несколько лет прошло. Мне говорили: «Надо с проводником», а я, мол, военному человеку проводник не нужен. Сам разберусь. Короче бродил я по этим дорогам два года, как неприкаянный. Потом освоился.

– Прямо лабиринт Минотавра!

– Чего – это?!

– Легенда мифическая.

– Понятно.

После героического подъема, на капитана нашла меланхолия, и он пустился в самокритику.

– Может, ты думаешь, я не понимаю, что мой чин капитана лейб-гвардии полная чушь? Все я понимаю. Какие они гвардейцы?! Молодежь необстрелянная. Некоторые в войне участвовали, но воевали только в обозе. Двадцать пять гвардейцев. Плюс капитан. Это все покойный бургграф начудил. Он, когда по мирному договору, получил широкие привилегии, сразу от радости, умом и тронулся. Это за мои военные заслуги, говорит. А, какие, там – заслуги? Пара обосраных штанов! Но бургграф Филипп, на волне этой радости, давай переустраивать государственное управление. Конюх, у него стал маршалом, лакей камергером. Всех дворовых девок поверстал в метрессы. Каждая стала мадам де Мантеспан. На этом деле он и надорвался. Метресс в замке было не сосчитать. Умер он от простуды, но здоровье подорвал на фаворитках. Вот такие дела.

– Да и в городе баб не сосчитать. – Заметил бакалавр.

– Это от венного времени осталось. Жены солдатские, беженки, проститутки. Забредают они сюда случайно, но те, что забрели, остаются. Более менее непотасканных крестьяне и горожане в услужение берут. А оторвы и шалавы у Тугоухого, за стеной, в работницах числятся.

– Да эти любого обработают. Видел я их.

– В бургграфстве теперь каждый крестьянин живет, как турок. У каждого – целый гарем. – Сказал капитан.

– А, ты как сюда попал? – спросил Юрген.

– У меня три рыцарских гуфы. До войны они болтались туда-сюда, между бургграфом и соседями, а после войны, они к бургграфству окончательно отошли, вот и пошел гвардейцы, не землю же ковырять. Сдал надел в аренду и служу.

– Да, дела. – Покачал головой Юрген. – Может, скажешь, какая деревня – ближе всего?

– Зачем тебе?

– Хочу пройтись, подыскать себе служанку.

– Тебе, что в городе места мало?

– Мне деревенскую надо. Городские, ты сам сказал – приблудные. Чего они с собой, из армии, принесли никому не известно. Хорошо если просто триппер. А если новую болезнь заморскую?! От нее говорят, только ртутью лечат, да и то не всегда вылечивают.

– Вот, тут, ты прав. Уважаю! Сразу видно бывалого человека. Вурзельстокен ближе всего. Но проводника возьми обязательно. Не хочу тебя потерять. Бургграф мне, за это, яйца, с корнем, вырвет. Ведь сегодня еще ничего не решили. Ведь еще ответ писать надо, кардиналу Мазарини.

Отстояв утреннею воскресную мессу, по совету капитана, для похода в близлежащую деревню, Юрген нанял провожатого. Всю необходимую информацию, о предстоящей экспедиции он получил от трактирщика Зашкварного. Трактирщик, несмотря на высокий статус Войтеховского, держался с секретарем городской канцелярии запросто. Оказалось, что Зашкварный входил в число городских магистратов. И был не простым советником, а главой Малой городской гильдии, своеобразного цеха трактирщиков и других работников средневековой пищевой промышленности. В ходе подробного напутствия выяснилось, что самая ближняя деревня, в самом деле, называлась Вурзельстокен и ходу, до нее было, как понял Войтеховский, около часа по его времени. В качестве провожатого, Матиус навязал ему своего двоюродного племянника, который бегал у него на посылках, и выцыганил за услуги крейцер.