Виктор Пятеркин пролежал в походном госпитале шесть дней. На молодом теле рана затягивалась быстро. Через четыре дня после ранения Виктор уже ходил, помогал сестрам ухаживать за ранеными, читал им из газет сводки Советского информбюро.

За это время капитан Потапов дважды приезжал в госпиталь и подолгу беседовал с Виктором, выясняя мельчайшие подробности его путешествия по вражеской территории, уточняя маршруты следования гитлеровских войск, места скопления танков и другой техники, о которых в короткой записке доносил Дубровский.

Вскоре капитан Потапов приехал вновь и увез Виктора в санаторий фронта, разместившийся в сорока километрах от Ворошиловграда.

– Вот здесь и поживешь дней двадцать, – сказал он, когда дежурная сестра проводила их в просторную, светлую комнату и показала Виктору его кровать, стоявшую возле самого окна.

– Почему так долго, Владимир Иванович? Меня ведь Борисов ждет. Я ему обещался через десять дней назад воротиться…

– Ничего, ничего. Он и двадцать подождет, раз так надо.

– Борисов-то подождет, да только война ждать не будет.

– Что? Что ты сказал?

– Говорю, война ждать не будет, – повторил Пятеркин. – Может, Борисов для вас какие-нибудь важные сведения приготовил. А вы меня тут двадцать дней держать собираетесь. Я же поправился. Еще дней пять – и могу идти. Ладно, Владимир Иванович?

И столько мольбы слышалось в голосе паренька, такая надежда сквозила во взгляде, что Потапов не мог ответить отказом.

Потапову не хотелось огорчать паренька, поэтому он умолчал о том, что уже подготовил другого разведчика, который в ближайшие дни отправится вместо Пятеркина за линию фронта, отыщет в Малоивановке сестер Самарских и через них установит связь с Леонидом Дубровским. По предложению Потапова этот разведчик еще вчера приехал во фронтовой санаторий. Он хотел ненароком познакомиться с Пятеркиным, чтобы выспросить у него, каким путем лучше добраться до Малоивановки, как выглядит дом сестер Самарских, узнать о поведении немцев за фронтовой полосой.

– Ну что ж, – сказал Потапов Пятеркину. – Скоро первомайский праздник. Давай договоримся так. Первое мая отпразднуем здесь, а второго соберем тебя в путь, к Борисову. Хорошо?

– Ладно… Мне что? Я – как вы скажете…

– Вот и чудесно! А теперь пойдем. Проводишь меня до машины.

По широкой каменной лестнице они спустились со второго этажа, миновали вестибюль со старым, выщербленным паркетом и вышли на большую площадку с пустыми цветочными клумбами, отделявшую здание санатория от зеленеющего парка.

– Владимир Иванович! А раньше, до войны, что здесь было?

– И раньше был санаторий. Только не военный, а угольщиков. Шахтеры тут отдыхали. Во время оккупации немцы под госпиталь это здание приспособили. А мы снова санаторий открыли – для выздоравливающих воинов. Пусть набираются сил перед решительным наступлением.

– А когда оно будет, Владимир Иванович?

– Не знаю – когда, но знаю точно – будет. Хотя, как Дубровский пишет, немцы тоже к наступлению готовятся. Кстати, когда вы в Малоивановке ночевали, с каким он там капитаном разговаривал?

– Такой толстоватый. С небольшой лысиной. Фамилия – Дитрих. Это я точно запомнил. Дядя Леня с ним полночи просидел. Немецкий шнапс они пили. Меня-то он спать отправил, а сам с ним все разговаривал. А утром… Я ж вам рассказывал! Утром дядя Леня мне говорил, что немцы под Курск много войск гонят. Говорил, что танк у них новый появился. «Тигр» называется. И броня у него такая толстая, что даже пушка не пробивает. Это он все от капитана Дитриха слыхал. Я ж все это уже рассказывал, Владимир Иванович!