Ирод изменился в лице, ощутив желание ответить грубостью, но, сделав усилие над собой, сдержался и проговорил с лицемерной любезностью в голосе:

– Зачем мне это нужно? Я – друг и союзник Рима. Кассию, – да, я служил, собирал для него деньги. Я был верен ему, как теперь верен Марку Антонию, поставленному вами, отцы-сенаторы, для управления восточными провинциями. Я верен сенату и римскому народу.

– Ты уходишь от прямого ответа на поставленный вопрос, – продолжал наседать на него Агриппа. – Докажи, что не состоишь в сговоре с парфянами. Развей наши подозрения на твой счет…

Зал заседаний зашумел недружественными возгласами, но едва с места поднялся Валерий Мессала, воцарилась тишина.

– Отцы-сенаторы, – заговорил он. – Я готов поручиться за этого человека. Его отец Антипатр, прокуратор Иудеи, был предан Риму до конца своих дней. Сам Ирод, будучи тетрархом Галилеи, наводил порядок на подвластной ему территории, обезопасил границы с Сирией, разгромил мятежников, нападавших на наши гарнизоны. Его словам можно верить – он, на самом деле, друг и союзник Рима, которому мы теперь обязаны протянуть руку помощи. А вместо этого, что мы делаем? – отталкиваем его. Нет. Великий Рим со своими друзьями так не поступает, отцы-сенаторы.

Оратор окончил свою речь. Курия притихла. Марк Антоний и Кесарь Октавиан о чем-то оживленно перешептывались.

– Гней Помпей, заняв Ерушалаим, ниспроверг Иудею. Полагаю, теперь, по прошествии двадцати лет, не осталось сомнений, что это решение было ошибочным. Настало время возродить Иудейское царство, а единственный человек, который достоин престола Ерушалаима, – ныне стоит перед вами, отцы-сенаторы. Это Ирод, сын Антипатра, – объявил Антоний, озвучив общее мнение триумвиров по этому вопросу. И тотчас, словно по мановению волшебной палочки, настроение сенаторов изменилось, – они, один за другим, стали высказываться в поддержку Ирода. Вопрос поставили на голосование. Вощеные дощечки взметнулись вверх, повторяя одну и ту же надпись: «Да».

– Решение принято единогласно, – объявил консул. – Ирод объявляется царем Иудейским.

Ирод не принадлежал к еврейской династии царей-первосвященников, более того, был по отцу идумеянином, а по матери арабом. Полукровка. Это назначение стало для него полной неожиданностью. Он стоял как громом пораженный, не веря своему счастью…

Когда окончилось заседание сената, Антоний и Октавиан вышли из курии в сопровождении Ирода, консулов и всех остальных должностных лиц, которые двинулись в храм Юпитера Капитолийского для жертвоприношения. Ирод с легкостью, без опасения оскверниться, вошел в языческое святилище, после совершения обряда обедал у Антония, а спустя три года при поддержке римских легионов вступил в Ерушалаим, связав себя узами брака с внучкой царя Гиркана красавицей Мариамной.

Александрия. Вскоре после битвы при Акции.

В городе творилось нечто невообразимое. Взорвался привычный уклад жизни. Повсюду, – то тут, то там, – раздавались пьяные голоса. Раздачи денег собирали огромные толпы на площадях. Звон монеты сводил с ума. В ход шли кулаки. В драке и давке гибли люди. А во дворце царило беспорядочное, беспробудное веселье. Начиналось великое искривление…

Могучие колонны, выстроенные рядами, и мощные стены, сложенные из огромных каменных глыб, были свидетелями празднеств, которых еще не знал античный мир. Столы, протянувшиеся на целую милю вдоль пиршественных залов, ломились от обилия изысканных кушаний. Вино лилось кровавыми потоками, в которых тонули все заботы, беды и сам здравый смысл.

Гости в пьяном бреду наряжались сатирами, – с козлиными копытцами и рожками, – и под звуки струн скакали по залам. А женщины, обнаженные подобно нимфам, отдавались им, – случайным мужчинам, – на обеденных ложах, между колоннами, у фонтанов, бьющих водой из акведука. Пир перетекал в разнузданные оргии, которые выплескивались как помои во внутренние дворы и сады, где шумели ветра, а деревья шептали, шелестя листвою и словно в укоризну покачивая головами.