Серебряный орел легиона Мессалы взлетел и повис в воздухе на правом крыле войска. Легионеры становились под знаменем своей кентурии в три шеренги. Десять кентурий составляли когорту, а пять когорт – легион.

Через час построение было окончено. Солдаты, заняв свои места в строю, опустили на землю высокие щиты, нередко спасавшие им жизнь в былых битвах, и стояли, крепко стискивая правой рукою тяжелые копья, предназначенные для начала боя, первого броска. Чешуйки панцирей, медные шлемы горели в лучах взошедшего солнца, которое скупо дарило тепло, так что легионеров насквозь пробирала утренняя прохлада. В наступившей тишине гулко прокатывался топот кавалерийской турмы и доносился шум, царивший в неприятельском лагере, который был поднят по тревоге.

В шатре, разбитом между лагерями Брута и Кассия, легаты получили последние указания и пароль, – для того, чтобы легионеры в пылу сражения не обознались, не приняли своего за чужого, – которым были слова: «Libertas et Patria» (лат. ‘Свобода и Отечество’). Когда они остались наедине, Кассий сказал Бруту: «Мы либо победим, либо не узнаем страха пред победителями». Полководцы, обняв друг друга в последний раз, оседлали коней и в сопровождении оруженосцев выдвинулись каждый в свою часть войска.

Брут верхом объезжал легионы, ободряя воинов словами: «Сами боги помогают нам, потому что мы поступаем справедливо. Ибо лучший залог успеха в войне – справедливость защищаемого дела. Кроме того, мы выплатили вам, нашим храбрым воинам, все обещанное и имеем средства для еще больших наград, которые вы получите сразу, когда будет одержана победа и враг будет разгромлен. Так за свободу, на пользу одному только римскому сенату и народу!»

– За свободу! Свобода и Отечество, – ударила звуковая волна, всколыхнув море людское. Кентурионы получали таблички с паролем, который устно передавался по рядам, усиливая произведенное действие пылкой речи Марка Брута.

Тем временем, войска Антония и Октавиана тоже построились в боевой порядок. И хотя они стояли в низине по отношению к легионам Брута и Кассия, занявшим более возвышенные места – у подножия своих холмов, и представлялось более правильным дождаться первой атаки со стороны противника, тем не менее, с правого крыла, крыла Антония, по призыву трубачей вперед выступила когорта. Легионеры стройными рядами, соблюдая дистанцию между кентуриями, устремились вверх по склону. Они шли, всё ускоряя шаг…

Кассий издали заметил приближение неприятеля и приказал выдвинуться вперед отрядам лучников. Зазвучала труба, и перед строем растянулись цепью пехотинцы, которые натягивали тугие тетивы боевых луков. В небо взметнулась туча стрел, падая на врагов смертоносным дождем. Но когорта Антония по команде трибуна:«Testudinem formate!» (лат. ‘Построение черепахой!’), – замедлила ход, – сомкнули щиты первые шеренги, а вторые и следующие – подняли щиты вверх, над головами. Стрелы, выпущенные лучниками Кассия, не нанесли вреда воинам Антония, которые под защитою прочных щитов скутумов продолжили движение в плотно сомкнутом строю, приближаясь к расположению легиона Луция Кассия.

В это время началась атака правого крыла Валерия Мессалы, – его легионерам не терпелось ввязаться в драку, и они, не дождавшись команды, издали боевой клич и ринулись на врага. Брут не счел нужным мешать воинскому порыву, напротив, поддержал Мессалу еще двумя легионами, и сам во главе конной алы, прикрывая наступление с правого фланга, устремился вперед…

Луций Кассий видел приближающегося врага, и его сердце прыгало в груди, волнуемое сладостной истомою.