10.02.

Он не спал, а только лежал с закрытыми глазами. Услышав мои шаги по комнате, он открыл их, внимательно меня осмотрел и улыбнулся.

– Соскучился? – весело поинтересовалась я, садясь на край его кровати.

Он усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Нет? Тогда я пошла! – всё так же весело говорила я, вставая с постели.

Он схватил меня за запястье и кивнул головой. Я заулыбалась

– Я тебе кое-что вкусненькое принесла, как и обещала.

Он прощупал пальцами ткань моего платья. Я заметила это.

– Надела, как ты и просил.

Он снова улыбнулся. Ему было приятно, что я прислушиваюсь к его советам.

Герман перевел взгляд на тарелку, которую я держала в левой руке. Я вспомнила, что хотела.

– Я купила тебе медовик. Надеюсь, тебе понравится.

Я достала из сумки пакет, положила бисквитный кусок на блюдце, села чуть ближе к своему подопечному, приподняла изголовье кровати, отломила от торта кусочек с помощью ложки и остановилась.

– Пообещай мне, – серьезно обратилась я к нему, – что сам приложишь все усилия, чтобы выздороветь. Тогда, как ты сам предложил мне, мы раскрасим эту черно-белую реальность.

Он снова кивнул, и тогда я поднесла ложку к его губам. Он принял лакомый кусочек и зажмурил глаза. Да, эта порция показалась ему самой великолепной пищей за последние несколько лет. Я боялась его прервать. Я не хотела лишать его удовольствия. Этот маленький кусочек был прекраснее всех блюд, что выдавались в столовой, вместе взятых.

10.32.

Медовик закончился. В сумке, правда, лежал второй кусок, но, по глазам моего подопечного, я поняла, что на сегодня ему хватит.

– Давай так, – предложила я, – каждый понедельник я буду приносить тебе медовик, в качестве извинений за мое двухдневное отсутствие.

Он зажал мои пальцы в своей ладони и заулыбался. Так началась наша с ним дружба.

11.08.

В комнате для персонала продолжалось гуляние. Главврач уехал сегодня на какую-то научную конференцию, и из врачей в клинике была только я.

Санитары периодически заглядывали в палаты, но особого труда никто не прилагал.

Я взяла Германа за руку.

– Только давай ты сегодня пообедаешь. Хотя бы суп, – попросила я.

Он недовольно сморщился, но, не выдержав на себе моего умоляющего взгляда, согласился.

В палату зашел Ваня. Он был достаточно трезв. Сев на пустую койку напротив меня, он заметил, что эти стены давно не видели таких праздников. После он рассказал мне, как сходил на свидание с Настей, потом встал и собрался уходить.

– Оставь ключ, – попросила я.

– Какой? – удивился он.

– От ремней.

– Каких?

– Смирительных.

– Ты хочешь его отстегнуть? – испугался санитар.

– Как пойдет, – ответила я и протянула вперед руку.

Он вложил мне в ладонь металлическую отмычку, предупредил об опасности и вышел из палаты.

– Ну и что, – обратилась я к Герману, – начнем индивидуальные занятия?

Он посмотрел на меня так, будто не он здесь пациент, а я. Мне удалось вынести этот взгляд, и я отстегнула ремни на правой руке. Переложив свою сумку, тарелку и ложку на пустую кровать, я расстегнула и второй ремень, теперь уже на левой руке.

Моему безрассудству не было предела. Я приподняла изголовье еще немного, чтобы он обрел полусидящее положение.

– Слушай меня внимательно, – говорила я, – я написала в листе назначений самую простую терапию для поднятия иммунитета и прочих мелочей. Будь добр, не сопротивляйся моему лечению. Я отменила все транквилизаторы. Они тебе ни к чему…

Он дотронулся до моего платья, провел пальцем по узору, разгладил складку на юбке. В этот миг мне показалось, что я сильно заигралась.

Вырез на платье был полукругом. Он дотронулся указательным пальцем до ямки между ключицами, той, что в медицине называется яремной вырезкой, и той, что углубляется при вдохе.