– Нет.

– Тогда подождите.

Она ушла в подсобное помещение, а через минуту вернулась и заявила:

– Девушка, извините, у меня сдавать нечем. Подождите минутку, сейчас несколько покупателей отпущу и вам сдачу сдам.

Женщина-провизор так мило улыбалась, что мне и в голову не пришло возмутиться. Я осталась терпеливо ждать, пока наберется необходимая сумма для сдачи.

Вдруг в помещение аптеки вошли два парня в полицейской форме и коротко поинтересовались.

– Где? Кто?

– Вот эта, – ответила аптекарша и указала на меня.

– Эта? – уточнил полицейский и взял меня под руку.

– Да-да, – подтвердила женщина.

– В чем дело? – отшатнулась я в полном недоумении.

– Не волнуйтесь, гражданочка. Пройдемте с нами.

– Зачем? Я ничего не сделала, – растерялась я.

– Это мы сейчас и выясним. Вас я тоже попрошу проехать с нами, – обратился полицейский к аптекарше.

Совершенно не понимая, что происходит, я почти автоматически подчинилась требованиям представителей правопорядка и позволила привезти себя в отделение полиции. Атам мне предъявили обвинение в попытке сбыть фальшивые тысячные купюры. Услышав это, я на какое-то время потеряла дар речи.

Мужчина, назвавшийся следователем Завьяловым, в течение двух часов задавал разные вопросы, смысл которых сводился к одному: кто заставил меня сбывать фальшивые деньги? С трудом придя в себя, я рассказала, откуда у меня появились эти купюры. Но, как ни странно, рассказ про бабу Фаю и ее инфаркт совершенно не тронули Завьялова.

Он продолжал противно улыбаться и говорить всякие глупости, от которых голова шла кругом. Я не могла до конца поверить, что все это происходит со мной. Потом следователь стал злиться и кричать, что если я немедленно не расскажу правду, то он посадит меня в камеру и не выпустит до тех пор, пока я во всем не признаюсь. Но, так как признаваться мне было не в чем, от бессилия и отчаяния я разревелась навзрыд. Но и слезы не тронули черствое сердце следователя Завьялова. Он вышел из кабинета и отсутствовал некоторое время. А когда вернулся, все так же противно улыбаясь, объявил, что сейчас мы вместе с ним проедем в больницу и спросим у Фаины Иосифовны, правду ли я говорю.

Подобное заявление испугало меня еще больше. Конечно же, вовсе не тому, что баба Фая будет отрицать свою причастность к фальшивым купюрам, я испугалась за нее. Инфаркт миокарда – диагноз не шуточный. Первое, о чем предупредили врачи, это то, что сейчас старушке нельзя волноваться. Любые бурные эмоции, как положительные, так и отрицательные могут пагубно сказаться на сердце больной. А тут полиция со своими расспросами. Я принялась уговаривать Завьялова, отложить допрос старушки до тех пор, пока ее состояние стабилизируется. Но он лишь криво усмехнулся:

– Пошли. Или ты хочешь сидеть в камере, пока твоя бабуля поправится?

Сидеть в камере я не хотела, пришлось подчиниться и я пошла следом за Завьяловым.

Всю дорогу до больницы, я не произнесла ни слова. Мысли мои были заняты одним вопросом: как у бабы Фаи могли оказаться фальшивые купюры? В ее причастность к криминальному миру я не верила. Да, старушка была очень активная и общительная, но не до такой степени, чтобы на старости лет связаться с криминалом. Да и стала бы она так трястись с фальшивками? О том, что баба Фая хранит свои сбережения в вязаной шапочке, кроме меня знал еще и внук Артем. Об этом как-то обмолвилась сама Фаина Иосифовна.

В отделение кардиологии полицейские, а их, не считая водителя, было трое, долго о чем-то разговаривали с заведующим отделением, а затем прошли в палату к бабе Фае. Меня оставили в коридоре. Я страшно переживала за соседку и негодовала на врачей. Разрешить полицейским задавать свои вопросы человеку, находящемуся в тяжелом состоянии – это возмутительно! Еще больше я злилась на Артема. Чем дальше рассуждала, тем сильнее убеждалась, это именно он подменил настоящие деньги на фальшивые. Как он мог до такого додуматься?! Я не придумала ничего лучше, как задать этот вопрос непосредственно ему.