– Ладно, пошли! – Ленька первым поднялся с земли. – Я слышал, у бабки Акулины кошка окотилась.

Он упруго зашагал в сторону деревенской половины.

«Краснополье» было разным. Дачи типовой советской постройки казались похожи, как выставленные рядками ульи. Любая деталь, выбивающаяся из общей картины, здесь привлекала внимание. Кто-то поставил каменный забор вместо сетки-рабицы? У кого-то к дому сбоку приросла веранда? На чьем-то дворе размечают землю под беседку? Все это сразу становилось поводом для соседских пересудов, впрочем, довольно беззлобных. Иногда дачники ругались из-за того, что один забрал у другого метр земли или сбросил на чужую территорию строительный песок.

Совсем другой была старая деревня. Дома здесь стояли разномастные, черные, разбросанные кое-как, будто кто-то собрал их в горсть и рассыпал по бережку Чернавы. Многие избы пустовали. Деревня медленно умирала, брошенные дома уходили под землю, словно стремились к своим хозяевам. А иногда и не понять было, живет в доме человек или нет. Вроде бы, скрипит порожек и мелькает ночью огонек в окнах, но дверь распахнута и черна, как голодный рот.

Бабка Акулина прореживала редиску в огороде. Старуха была слепа на один глаз и, несмотря на жару, куталась в пуховый платок, как тряпичная куколка. Герка гулял в палисаднике. Внешне он выглядел совершенно нормальным. Золотисто-рыжий, с тонкой цыплячьей шеей и кротким выражением на ангельском лице, он гулял по поселку, как здоровый, купался и собирал в лесу малину.

– Здрасьте! – крикнул Ленька, вытянув шею. Алесь робко остановился за его плечом.

– Чегой-то вам?

Старуха отворила калитку. Маленькие черные глаза-пуговки смотрели настороженно. Она все боялась, что Герку кто-то обидит из-за его болезни и готова была защищать его, как коршун своего единственного птенца.

Ленька молча показал коробку с котятами.

– Вот ведь городские-то, а? – бабка Акулина покачала головой. – Миску молока животинке поставить жалко. Убудет с них что ли? Ну, пойдем, пойдем.

Ворча и причитая, она проводила мальчишек в чистый, аккуратный домик с белеными стенами. С потолка свисали связки сухих трав. У печки в деревянном ящике, выстланном соломой, спала толстая черно-белая кошка с приплодом. Ленька протянул руку в коробку, но побоялся дотронуться до пушистых живых комочков. Он помнил страшные мысли, посетившие его на берегу реки, и теперь стыдился смотреть на котят. Алесь умело переложил их на солому в ящик. У серого вдруг прорезался голос, он требовательно запищал, водя слепой мордочкой.

– Кошка их примет? – спросил Алесь.

– Как Бог решит, – бабка Акулина перекрестилась.

Ленька, внук сталиниста и правнук красного комиссара, скептически поморщился. Некоторое время они втроем постояли около спящей кошки. Ребята собрались уходить.

– Котятки – это хорошо, – сказала старуха на прощание. – Звери все чуют.

Она посмотрела в окно, щуря слепой глаз. Герка все еще топтался в палисаднике, как несмышленый теленок на выпасе. Вдали чернел лес.

Визит на деревенскую половину произвел на Алеся впечатление. Всю обратную дорогу он пришибленно молчал и только иногда почесывал комариный укус на щеке. Леньке тоже было неловко. Он чувствовал вину и за свою злость, и за то, что выглядел слабым.

– Ты извини меня, – наконец, сказал он через силу. – Я на тебя сорвался. Нехорошо.

– Ничего, – Алесь просиял улыбкой. – Странные они, да?

– Кто? Герка с бабкой?

– Да все.

Алесь неопределенно махнул рукой, обводя все «Краснополье» разом. У ларька ребята попрощались.

Когда Леня вошел в дом, родители снова играли в игру, будто все в порядке. Мама читала на веранде, обложившись подушками. Отец на кухне жарил мясо. Иногда он как хороший хозяин брал часть готовки на себя. В воздухе пахло маринадом. Чтобы не скучать у плиты, папа запустил проигрыватель, и теперь на всю дачу гремел Магомаев.