Но Геннадий злорадствовал. Это было начало войны, победа в первом сражении которой, досталась ему.

Довольный, он стянул с себя одежду, лег в постель и не вынимая берушей, был готов провалиться в сон. Как вдруг, где-то над головой хлопнула дверь и он услышал знакомый голос соседки сверху, орущей на молдавском:

– Твою мать! Брэнтон! Где ты шляешься?! Я говорила тебе, чтоб после школы сразу домой?!

– Я после уроков сразу домой пошел, – испуганно произнес мальчик по-испански.

– Еще раз повторится, голову оторву, сукин сын! – ответила она, перейдя на тот же язык.

– Надеюсь, ты осознаешь, что ляпнула? – с сарказмом произнес в душе Геннадий. Веселая семейка: папаша испанец, мама молдаванка, у сына имя английское.

К счастью, в скандал этот разговор не перешел.

– Иди кушать! – снова крикнула мать. – Потом садись за уроки! Целыми днями нихрена не делаешь.

– Ладно, – уже безразлично ответил сын. На этом диалог прекратился.

Геннадию все же удалось поспать несколько часов.

– Неужели нельзя было сразу угомониться? – подумал он спросонья. – Может все наладится?..

Ничего не наладилось. Семейка, как оказалось, не просто веселая, но и эмоциональная.

Часов в десять начался разговор на испанском на повышенных тонах. Жена предъявляла мужу, что он непонятно где шляется, подозревая наличие любовницы. Тот никак не реагировал, что еще больше выбивало ревнивую супругу из равновесия. Своим непоколебимым молчанием он подливал масло в огонь, который вот-вот мог перерасти в огромный костер, по сравнению с которым, пионерский показался бы вспыхнувшим коробком спичек.

Геннадий ждал одиннадцати, чтоб уже на законных основаниях предъявить претензии. И когда маленькая стрелка часов готова была пробить заветное число, тело Геннадия содрогнулось от звона разлетевшейся вдребезги тарелки. Он насторожился.

– О как. Забавно. Поглядим, что дальше будет.

– Угомонись ты, – наконец, послышался голос соседа. Он пытался сохранять спокойствие, – нет у меня никого.

– Да ладно! – мгновенно отреагировала она с еще большей агрессией и в стену полетела еще одна тарелка.

– Веселый выдался денек, однако, – Геннадий ухмыльнулся. – Невероятно, откуда в такой, на первый взгляд, тихой овечке, столько желчи.

Неожиданно в ее сторону направились тяжелые шаги. Она дико завизжала.

– Только попробуй меня ударить!

Шаги внезапно остановились, не достигнув цели.

– Да пошла ты! – в его голосе звучало больше отчаяния, чем ненависти.

Через мгновение хлопнула входная дверь. Медленным, но уверенным шагом он пошел вниз по ступенькам. Вскоре скрипнула железная калитка, хлопнула. Над головой тоскливо прозвучал женский голос:

– Сукин сын.

И воцарилась тишина…

– Надо же. Никто никого не убил, – Геннадий повернулся на левый бок и успокоился. Он лежал поверх одеяла, совершенно голый и медленно погружался в сон. Спать ему оставалось менее пяти часов.

Несколько цыганских семей, завсегдатаев небольшого скверика, наплевав на какие-либо этические нормы и закон, продолжали шуметь, как ни в чем не бывало.

Однажды, на балкон вышел пожилой мужчина. Группа детей пяти – двенадцати лет галдела не на шутку. Три, необъятных размеров, мамаши сидели неподалеку на лавке и о чем-то весьма громко беседовали. Недовольно крикнув, мужчина призвал виновников шума к порядку. Будучи посланным в известном всем направлении, покряхтев немного, он убрался восвояси.

Вызывать полицию было бессмысленно. Либо, прибыв на место, они медленно проезжали с мигалкой, которая была видна издалека, мимо успевших затаиться виновников вызова, либо не приезжали вовсе.

Геннадий не переставал удивляться, как его дочь умудрялась засыпать в этом балагане.