– Мы об этом наслышаны.

– Да, мы уже в курсе.

– А вы планируете и дальше привлекать этих ханотов для помощи в нашей борьбе?

– Пока мы с ханотами никак и ни о чем не договорились. Я очень надеюсь, что мы организуем нечто подобное этому общему совещанию уже вместе с их представителями.

– И как же мы их увидим?

– Вы сделаете их видимыми?

– Видимыми пока нет. Но мы уже начали работать с новыми разрядными фиксаторами. Пока они находили лишь тварей. Теперь, очень надеюсь, покажут нам и ханотов. Эти существа наподобие неких сложных плазмоидов живут в шести измерениях. Тварей мы засекаем пока лишь по косвенным признакам. Ханоты сказали Кирай, что как-то умеют проецировать себя на четыре размерности. Но мы и столько не видим. И вот новые разрядные фиксаторы будут показывать проекцию четырех измерений на два.

– А почему не на три? Наше пространство трехмерное!

– Да, действительно, почему?

– Поясните, ученый Остафьев!

– Потому что нам только кажется, что мы видим три измерения. Мы видим именно два, а третье определяем исключительно по косвенным признакам. По тому, что называется перспективой. Вдали линии сужаются, меняются оттенки, насыщенность. По этим косвенным признакам наш мозг достраивает измерение. Вот почему и существуют всякие обманы зрения. Они построены на том, чтобы мозг неправильно интерпретировал то, что показано на рисунке именно по этим особенностям.

Присутствующие снова затихли.

– Так мы увидим ханотов? – внезапно вклинился Град.

– Нет, – ответил Остафьев. – Но новые приборы покажут – примерно, как они выглядят. Надеюсь, на уровне контуров.

– Допустим. Итак, Кирай и Телла могут стать переводчиками, – добавил Сил, но тут Андерс решительно мотнул головой.

– Теллу мы будем использовать только в исключительном случае.

– Почему? – удивилась уже я.

– Потому что контакт с многомерными существами отнимает энергию. По крайней мере, сейчас, учитывая наши методы. Мы пускаем по телу слабые волны разрядов. И вроде бы это безвредно. Один, два, три раза проходят практически бесследно… На этом принципе и построены наши защитные экранчики на каждом входе в поселение. Однако, чтобы эффект от воздействия не затухал, приходится проводить его снова, снова и снова. Не три раза, а все тридцать. И это истощает организм.

– Но тогда ведь и Кирай под ударом, – я покосилась на Града. Тот покачал головой и осуждающе посмотрел на ученого.

– Да. Но это ее выбор, – твердо произнес Остафьев, – Я Кирай предупреждал, сто раз говорил, что да как. Она твердо настаивает, чтобы продолжить наши эксперименты. К тому же, если замечу, что ее организм окончательно истощается, все прекращу. Мы тут – не живодеры, которые планируют кинуть бедную женщину на заклание. И на алтарь победы. Хотя в древние времена человеческие жертвоприношения были вполне в ходу, это не наш метод!

– Я не хотел вмешиваться, – вдруг вклинился Андерс. – Но вынужден это сделать. Да, у меня есть причины особенно дорожить Теллой, – он покосился на меня. – Я даже не стану спорить, отнекиваться, а тем более – врать. Но в данном случае действует принцип минимизации ущерба. Мы толком не знали – какой будет результат подобного воздействия разрядов на клетки и вообще – на человеческий организм. Предварительные эксперименты проводились, и были удачными… Легкое истощение мы быстро купировали препаратами. Все выглядело довольно неплохо… Мы разработали лекарства, способные поддержать подопытных после эксперимента.

– Но наши воздействия разрядами оказались не настолько массированными. Надо признать, что тут важно не столько воздействие, сколько его регулярность и – плюс к тому – частота, – перехватил мысль коллеги Елизар Остафьев. – Я был совершенно уверен, что эксперимент безопасен именно в плане разрядов. Я тысячу раз все проверил… Но выяснилось, что я ошибался. Конечно, никто не хотел наносить вред нашим замечательным подопытным добровольцам. Но это уже случилось. Обнаружилось после первого же эксперимента и исследования физического состояния участников. Тогда, когда мы уже ничего предпринять, увы, не могли… Лишь только постараться поддержать подопытных уже созданными тониками…