Отмираю и тянусь к бутылке с янтарной жидкостью:

— Год назад, папа.

Акцизная марка никак не поддаётся. Тремор внутри выливается в мелкую и противную дрожь. В квартире будто включили кондиционер сразу на температуру Заполярья.

— Оставь.

Слышу громкие шаги. Мои тапочки были проигнорированы. Отец замирает посреди кухни в ботинках на толстой подошве, глядя на меня с укором.

Я едва нахожу в себе силы встретиться с ним взглядом. Пальцы замирают, а в горле пересыхает.

— Я хотела сказать, но ты уехал в зону боевых действий … — царапая зубами нижнюю губу, я рвано выдыхаю самое первое, пришедшее на ум оправдание. — Не хотела тебя волновать, а потом… Потом ты вернулся, занялся дачей, своими делами, я своими и… к слову не пришлось. — кровь приливает к щекам и почему-то ушам. Чувствую себя варёным раком.

— Ты никогда врать не умела. — хмурится отец, осуждающе качая головой. — Подумай ещё, а я пока руки помою с дороги.

Кажется, моя смерть отменяется. Или всё-таки переносится?

Хороша дочь. Тридцать лет с хвостиком, а я дёргаюсь и волнуюсь, как школьница, прогулявшая уроки. Слов из себя выдавить не могу — лепет и бормотания какие-то.

— Мне ему морду бить надо или нет? — резкий вопрос заставляет вздрогнуть.

Я поворачиваю голову и… улыбаюсь. Отлегает.

Это же мой папочка. Вот такой вот уже старенький, постаревший, поседевший, приобретший новые морщины и совершенно ужасную лысину. Крепкий и сильный. Совсем не старик, в привычном понимании. Пятидесяти шести лет от роду. Мой папа…

Влага собирается в уголках глаз.

— Отставить истерику. — тут же теряется он, смяв полотенце, с которым вышел из ванной в ком. — По существу, пожалуйста, а потом выберем, как будем убивать Тарасова.

Нервный смешок, больше похожий на кашель, вытесняет и истерику, и остатки волнения.

— Не надо его убивать, папочка. Я даже немного рада, что всё именно так получилось. Мы очень разные люди. Очень.

— Конечно, разные. — ворчит отец, проходя к столу. — Ты, вон, с каждым годом хорошеешь, а он? Амбиции и приоритеты у тебя, правда, мужские, что параллельно с мужниными не идут…

— Пап, хватит. — отмахиваюсь от очередных нотаций и тянусь к большому блюду, куда выложила жаркое, привезённое из ресторана совсем недавно. — Кушай лучше. С дороги же. Развелись и развелись. Всё.

«А может, я вообще ошибалась? Никакие это не проблемы и неприятности на меня валятся, а кто-то умнее посылает знаки и направления?» — думаю, искоса поглядывая на ковыряющего крышку от бутылки папу.

Хорошо, что я призналась. Если честно, оставаться замужней женщиной для папы становилось всё тяжелее и тяжелее.

Нормально у меня всё.

Может, моя жизнь вообще только начинается? Я уже и не помню, когда была в отпуске красивой, свободной и при деньгах. Всё некогда и некогда было, а жизнь, оказывается, проходила мимо. А когда я хоть раз с парнем знакомилась в ночном клубе или баре? Да никогда. Боже, мне и мужа-то отец нашёл. Соседа сегодня почти проучила, чего со мной за два года тоже не случалось. Хоть и проиграла в этой битве с Молотовым, но чувство всё равно приятное… Такое интересное. Новое.

— Так, а что этот Артём?

— М?

Выныриваю из размышлений и встречаюсь с задумчивым взглядом.

— Сосед твой как? Он свободен?

Пф. Вот и что на это ответить? Свободен с переменным успехом? Женится по пятницам, цепляя субботу, а в начале рабочей недели разводится?

— Наверное, свободен. — пожимаю плечами, не желая вываливать сегодня на отца ещё и мои проблемы с соседом. — Постой… — до меня начинает доходить подтекст. — А ты почему сейчас о нём спросил?

— Интересный мужик. Своя жилплощадь имеется. Физическая подготовка, судя по всему, тоже на уровне. Очень культурный, что сейчас редкость. В глазах, правда, печаль какая-то стоит, но…