– Как же так? Детки мои милые, как же я буду-то без вас? – вредная женщина нервно глотала воздух.
– Поймите вы, мы же будем приходить к вам. Очень часто. Так часто, как вы этого захотите, – обещала я, боясь упустить такой шанс.
– Муж меня бросил. Ушёл в иной мир, оставив меня одну. Теперь и вы бросаете несчастную старую женщину, – завывала свекровь, утирая слёзы новой накрахмаленной скатертью, – Горе-то какое!
На крик и ужасающие стоны Зои Эдуардовны прибежала взволнованная соседка, удивлённо рассматривая странную картину в гостиной.
– Танечка, моя дорогая. Дети… Они решили оставить меня. Им, видите ли, другую квартиру подавай! А как же я? Как мне быть? – свекровь демонстративно подняла руки к небу и вновь закатила истерику.
– Что же вы так мать заставляете волноваться? Негоже так со старыми немощными людьми обращаться! Она к вам так относится, а вы… Эх… – махнула рукой соседка и удалилась к себе.
Я горько усмехнулась, когда поняла, что трюк свекрови в очередной раз удался и её заботливый Деничка смерил меня виноватым взглядом.
После этого, казалось, долгожданная идиллия всё-таки пришла в наш дом. Денис, наконец, дописал свою многострадальную диссертацию и исполнил свою мечту, а я всё дольше пропадала на любимой работе, получая отдушину только в ней. После смерти мамы она была тем единственным источником, дающим силы жить. Зоя Эдуардовна тоже немного успокоилась и с периодичностью раз в неделю рассказывала мне о том, как Верочка с соседнего подъезда, или Светочка, или Ниночка замечательно готовят рис, мясо и просто превосходно пекут пироги. Все эти девушки казались ей идеальным вариантом для любимого сына Денички. Об этом она тоже не забывала напомнить мне в минуты уединения с ней. Но никакая ни Верочка, ни Светочка с Ниночкой не спешили становиться членами семьи Зои Эдуардовны, ибо, в отличие от моей, их нервная система была дороже для них, чем какие-то призрачные семейные ценности.
Почему я не ушла? Почему сразу не бросила мужа? Наверное, потому, что всё ещё любила его. Любила Дениса, который каждую ночь клятвенно обещал, что не даст меня в обиду, что мы обязательно переедем в следующем месяце, что заживём по-новому.
Впрочем, у всего есть свой срок давности. У всего есть свой предел. Видимо, у моего терпения вышел тот самый пресловутый срок хранения, и я взорвалась, накрученная былыми обидами, словно бомба замедленного действия.
– Я хо-чу ре-бё-нка, – чётко и по слогам заявила в один вечер мужу.
– Но…. – Это единственное, что Денис смог тогда ответить.
– Что – но? Нам с тобой скоро тридцать. Когда рожать-то? – медленно закипала я, взъерошивая руками волосы.
– Но мама… она сказала, что ещё рано и… – пытался что-то объяснить Денис.
– Мама? Ты обсуждал это с мамой? Не со мной?
– Пойми… она ведь мудрее, опытнее, и она, наверное, права… нам ещё рано… – промямлил он и попытался схватить меня за руку, но я резко вскочила с кровати и влепила ему звонку пощёчину.
– Слюнтяй! – крикнула мужу из прихожей, а затем, выскочив на лестничную клетку, громко хлопнула входной дверью.
Всю ночь до самого рассвета я проревела на плече у единственной подруги, а на утро, уже спокойная и сдержанная, набрала домашний номер, так же твёрдо заявив:
– Я подаю на развод.
– Что? – Сонный Денис ничего не понял.
– Мы с тобой разводимся! Теперь понятно? – В этот судьбоносный момент меня охватила какая-то неведомая радость.
– Но как же? Что произошло? Неужели ты так расстроилась из-за ребёнка? – испуганный голос мужа больно ударил по барабанным перепонкам.
– Извини. У меня больше сил нет терпеть это, – я натянуто улыбнулась в трубку.