Семён резко остановился, пристально рассматривая меня, словно пытаясь отыскать на моём лице признаки лжи. Я смотрел на друга усталыми глазами и катал ручку по наполированной столешнице, ожидая его реакции.

– Нет. Это бред! Ты пытаешься выгородить его! Какая ещё дочь?

– Моя, Семён, моя… – Меня опять перекосило от нового приступа боли. Жаль, что пиджак остался в кресле у окна.

– Твоя дочь? – рассмеялся Олишевский. – Ладно, но ты ещё пожалеешь…

– Послушай. Я не имею никакого отношения к тому, что Саша не хочет жениться и…

– И я тебе обещаю, что если ещё хоть раз твое чадо заставит нервничать Камиллу, то я выведу свою часть из общего капитала. – Семён схватил свой дипломат и устремился к двери.

– Зачем ты так? – хмуро кинул ему вдогонку.

– Потому что никто… Никто не смеет обижать мою дочь! – крикнул он и громко хлопнул дверью.

Я устало вздохнул и встал из-за стола. Медленно подойдя к креслу, снова достал из кармана пиджака таблетки и проглотил на этот раз целых две. Глубокий вдох и выдох помогли мне успокоиться. Из окна было видно, как партнёр сел в свой внедорожник и резко рванул с места. Откровенно говоря, совсем не этого я ожидал, когда увидел в своём кабинете старого друга. Между нами существовала негласная договорённость о том, что если наши дети не будут против, то мы с радостью породнимся. Но я никогда не замечал у Александра каких-либо романтических чувств к Камилле, поэтому и не мог требовать от своего мальчика, чтобы тот женился на этой накачанной силиконом девчонке, пусть даже и дочери лучшего друга.

– Что ж, в конце концов, его миллионы, это не всё, на чём держится моя компания, – прошептал, всматриваясь в оранжевые разводы на небе.

Сегодня вечером надо будет поговорить с дочерью, а это для меня это гораздо важнее, чем деньги из уставного капитала компании.

***

АЛЕКСАНДР

Усевшись в любимое кожаное кресло, я облегчённо вздохнул. Переговоры прошли очень хорошо. Притом так хорошо, как сам этого не ожидал. Французская компания подписала шикарный договор с миллионными инвестициями на строительство нового молочно-перерабатывающего завода.

Наша компания «Мол-Холдинг» получала львиную долю прибыли от сделки, и это не могло не радовать.

Небрежно бросив папку с документами на край стола, устало развязал узел на своём галстуке, который сейчас напоминал мне, скорее, изощрённый способ удушья, нежели предмет гардероба делового человека. Я медленно расстегнул несколько пуговиц на рубашке и вдохнул воздух полной грудью. Правая рука быстро нашла пульт от кондиционера и привычным движением нажала нужные кнопки. В кабинете заметно посвежело, и я откинулся на спинку кресла, блаженно закрывая глаза.

– Вижу, ты не празднуешь победу? – неожиданный вопрос заставил меня открыть глаза и недовольно уставиться на вошедшего.

– Я подниму бокал тогда, когда первый конвейер удачно пройдёт испытания. – Резко выпрямился и положил локти на прохладную поверхность отполированного стола.

– Вчера я имел честь говорить с твоим отцом…

– И? – Внутри застыл стыд, приправленный неприятным страхом. – Вы…

– Нет, пока я ему ничего не рассказал, но ты вынуждаешь меня сделать это, – Олишевский медленно подошёл к столу и сел в кресло напротив.

– Я? Вынуждаю? – напрягся я.

– Тебе напомнить, о чём мы договаривались семь месяцев назад или ты сам пошевелишь своими извилинами? – Семён Яковлевич положил ногу на ногу и, достав из кармана пиджака небольшую картонную коробочку, вытянул из пачки одну сигарету.

– Не стоит. Я и так всё хорошо помню, – сглотнув, постарался остаться абсолютно невозмутимым.

– А если помнишь, почему тогда я не вижу на безымянном пальце своей дочери обручального кольца? – ухмыльнулся он.