Мог! Так утверждает внутренняя ревнивая гадина, которая готова видеть измену в каждом случайном лайке какой-нибудь крашеной сучке из инсты. А уж три часа вне дома, да еще и сам муж спровадил. Да что же это, как не залет?

Это же только догадка!

Но зато какая!

Спрошу на досуге. У Людочки. Она-то, поди, не соврет побежденной сопернице. Главное, чтоб не приукрасила.

Я забываю о двух наглецах с балкона. Я даже не смотрю на них, мне не интересно, как они выглядят. Оба пойдут в самом нецензурном направлении, если вздумают ко мне подойти.

Вот им будет облом-то, в их споре.

Никому не дам выиграть. Пошлю всех. И пусть мальчики обломятся и за себя, и за Дэна.

Именно такие мысли меня и занимают, когда я, с ненавистью вытаптывая ступеньки своего нового пристанища, так отчетливо представляя вместо бетона под своими ногами лицо сучки-Людочки, что аж шумит в ушах, поднимаюсь в Алинкину квартиру. Вперед, конечно, не смотрю. Зачем? Я этот подъезд еще со школы дотошно знаю, даже сколько ступенек в каждом лестничном пролете…

Ох-х…

Впилиться с размаху в твердую мужскую грудь своей… своим… недоразумением едва-едва второго размера – оказывается не столько больно, сколько внезапно.

Нашла коса на камень, и все такое. Он сбегал вниз и тоже не подумал притормозить.

Я отшатываюсь от неожиданности, чуть не оступаюсь на ступеньке, и…

Крепкие, сильные руки в лучших традициях жанра ловят меня за талию.

– Фея, моя фея, не стоит так буквально падать к моим ногам, мне будет достаточно, если ты аккуратненько встанешь на коленочки, – нахально заявляет итальянец, второй раз за эти сутки прижимая меня к себе.

Ох-х…

Ох-х, как много я хочу ему сказать – этому озабоченному, что так скабрезно отзывался о моих тылах! О моих! Скромных! Тылах! О которых вообще не полагается говорить таких пошлостей!

Ух, я ему сейчас как скажу! Все скажу! И куда ему запихнуть эти свои бицепсы… Красивые, кстати. Рельефные абсолютно естественно, как…

Как у танцора, который просто живет в спортивном ритме, и подбрасывает свою партнершу в воздух над собой, и крутит её в своих руках всеми возможными способами по четыре часа из восьми ежедневных тренировочных.

Коим собственно Эрик Лусито и является…

Горбатого могила исправит – а у меня тут же перед глазами пронеслись все те поддержки и танцевальные связки, что мог проделать этот парень с девушкой. И это неожиданно прокатывается по крови горячим шумом…

Дэнчик тоже держал себя в форме – больше половины подписчиц его канала приходили посмотреть на мужика на кухне, который еще и готовит в майке с отличным видом на рельефные плечи…

Да что там, я тоже любила на него пускать слюну. Он с девятого класса был самый горячий парень в школе, которого хотели даже до того, как это одобрялось законом.

Только… Дэн был не танцор. Это было другое.

– Сеньорита?

– А?

Я понимаю, что самым безнадежным образом зависла, таращась в одну точку.

Так, долой из головы Назарова!

И чертова итальянца тоже… К черту! Сейчас только в глаза его посмотрю, и как пошлю…

Ага, сейчас. Ступор продолжается, и моя оторопь продолжается.

Он так близко! Он же не может меня не узнать!

– Ты ведь узнала меня в лифте, так, фея? – тем временем итальянец вдруг решает припомнить детали нашей первой встречи и рокового щипка и начать атаку. – Возможно, мы знакомы?

На него я смотрю долгим и испытующим взором.

Нет, ну, конечно, чего я ожидала? Что он будет помнить всякую пьяненькую танцовщицу, с которой когда-то зажигал? Шесть лет – слишком долгий срок, чтобы держать случайные интрижки в памяти. Тем более, секса не было, помнить нечего. Надо принять как факт – забыли. Бывает.